— Я могла бы сама забрать его прямо сегодня, — живо предложила я, представив, как вешаю зеркало у себя в спальне. — Хотя нет… нет, не могу. Она узнает, что я была у тебя, и, наверно, не обрадуется.
— Люси, ты имеешь полное право бывать у меня, — возразил Дэниэл, но я предпочла его не услышать. Я и сама знала, что имею полное право быть, где хочу, но также знала, что у Карен другое мнение.
— Осмотрим самую важную комнату в доме, — сказала я, направляясь в спальню. — Что нового ты сюда купил?
Я плюхнулась на кровать Дэниэла, немного попрыгала на матрасе и спросила:
— Так вот где все это происходит?
— Не знаю, о чем ты говоришь, — проворчал он. — Если только не имеется в виду сон.
— А это что? — возмутилась я, тыкая пальцем в тканое покрывало. — Подозрительно похоже на те, что продаются в магазинах для молодоженов. Я-то думала, секс-машины вроде тебя застилают постель меховыми покрывалами. Хотя, по-моему, особой разницы нет.
— Правильно, но меховое я убрал, когда ты сказала, что приедешь. И зеркальный потолок демонтировал. Правда, видеокамеру выключить не успел.
— Противный, — огрызнулась я.
Он улыбнулся.
— Вообрази, — продолжала я, вольготно раскинувшись на покрывале и глядя на Дэниэла снизу вверх, — я в постели Дэниэла Уотсона, — вернее, на постели, но неважно, сойдет и так. Мне завидуют черной завистью сотни женщин. Две уж точно, — добавила я, думая о Карен и Шарлотте.
А затем занялась тем, чем обычно занимаюсь в спальне у Дэниэла.
— Дэниэл, угадай, кто я, — сказала я и начала извиваться на кровати, издавая страстные вздохи и стеная:
— О, Дэниэл! Дэниэл!
Обычно он смеялся, но на этот раз не стал.
— Угадал?
— Нет.
— Дэннис, — торжествующе объявила я.
Он вяло улыбнулся. Наверно, я слишком часто это проделывала.
— Так кто же она, твоя нынешняя подружка по постели? — поинтересовалась я, меняя тему.
— Какая разница?
— А в постель ты ее уложил?
— Вообще-то еще нет.
— Как?! То есть ты обхаживал бабу более четырех часов и так и не смог соблазнить ее своим обычным «Я такой невинный, я не развратник, я очень хороший»? Обаяния не хватило? Теряешь квалификацию, милый мой.
— Да, наверно.
Он не улыбнулся, как обычно. Просто вышел из комнаты. Это настолько встревожило меня, что я вскочила с кровати и побежала следом.
— А почему это у тебя так чисто и прибрано? — с подозрением спросила я, когда мы вернулись в гостиную.
Мне стало стыдно: несмотря на частые генеральные уборки, в нашей квартире царил вечный разгром.
Преисполненные благих намерений, мы сто раз давали себе слово поддерживать порядок, но через день-два наше рвение слабело, и мы начинали говорить следующее: «Шарлотта, если ты отдежуришь за меня по ванной, можешь надеть мое новое платье на эту твою вечеринку в пятницу», или: «Отвяжись, Карен, я чистила раковину… Да, а откуда мне было взять новую губку? Шарлотта все их извела на себя после того, как переспала с тем датчанином… так что я не виновата, если не все отмылось — я же честно старалась!», или: «Да, я знаю, что сегодня воскресенье, уже вечер, мы все валяемся и смотрим телевизор, и расслабились почти до состояния комы, но мне надо пропылесосить, так что, будьте любезны, уйдите с дивана и телевизор выключите, потому что мне нужна розетка… И нечего орать на меня! Не орите! Если это так тяжело, то, пожалуй, с уборкой можно подождать, то есть я-то ждать не хочу, но если вы настаиваете…»
На самом деле нам было нужно одно: чтобы кто-нибудь раз в неделю убирал нашу квартиру за деньги, но Карен каждый раз восставала против этого. «Зачем платить за то, что мы можем сделать сами? — возмущалась она. — Мы молодые, здоровые и все умеем».
Умеем, это правда, только не делаем.
— Ты что, нашел себе малолетнюю филиппинскую рабыню, которая приходит и вылизывает твою квартиру за плату ниже минимальной? — спросила я.
— Нет, — с негодованием отрезал Дэниэл.
— Или тетушку в переднике и с косынкой на голове, с радикулитом и распухшими коленями, которая вытирает у тебя пыль, а потом чаевничает на кухне и жалуется на жизнь?
— Нет, — повторил Дэниэл. — Вообще-то, я убираюсь сам.
— Ну да, — недоверчиво протянула я. — Наверняка заставляешь свою нынешнюю жертву гладить тебе рубашки и мыть ванную.
— Нет, не заставляю.
— А почему? Уверена, она бы с удовольствием. Если б мне кто предложил гладить мое белье в обмен на интимные услуги, я бы, пожалуй, не устояла.
— Люси, — с убийственной серьезностью сказал Дэниэл, — я буду гладить тебе белье в обмен на интимные услуги.
— Наверно, я забыла уточнить, что рассмотрю чьи угодно предложения, кроме твоих, — фыркнула я.
— Но, Люси, я действительно люблю заниматься хозяйством.
Я бросила на него презрительный взгляд.
— А еще говоришь, я странная.
— Я такого не говорил, — обиделся он.
— Не говорил? — опешила я. — А следовало… Вот я — я просто ненавижу хозяйство. Если меня ждет ад — а я не вижу, почему бы ему меня не ждать, — меня, видимо, заставят гладить белье Сатане. И пылесосить — это вообще хуже всего, большей муки для меня нет, так что меня приговорят ежедневно пылесосить всю преисподнюю. Я как сама природа, — добавила я.
— Это в чем? — спросил Дэниэл.
— Природа боится техники, но я боюсь ее еще больше.
Дэниэл рассмеялся. Слава богу, подумала я, а то до сих пор он был что-то слишком строг.
— А теперь, Люси, поди сюда, — сказал он и обнял меня. У меня в груди екнуло от страха, но потом я поняла, что он просто подталкивает меня к дивану.
— Хотела валяться? — спросил он.
— Да.
— Вот тебе самое подходящее место.
— А как же шоколад, ты ведь обещал? — расхрабрившись, напомнила я. — Валяться без шоколада бессмысленно. А шоколад вкуснее всего есть лежа.
— Будет сделано. — И он пошел за шоколадом.
В тот день погода испортилась.
Был конец августа, и, хотя настоящая жара уже отступила, все-таки было настолько тепло, что Дэниэл распахнул настежь все окна в гостиной.
Вдруг, будто включили огромный вентилятор, поднялся ветер, листья зашелестели громче, небо потемнело, и мы услышали рокот надвигающейся грозы.
— Это был гром? — с надеждой спросила я.
