— Опишите ее, — любезно предложила я.
— Блондинка.
— Этого мало, — сказала я. — Они обе блондинки.
— Большие… э-э… ну… — промямлил он, водя перед собой руками.
— А, понятно, с большой грудью, — догадалась я. — Опять-таки это может быть и одна, и другая.
— По-моему, у нее выговор забавный, — продолжал он.
— Шотландский?
— Нет.
— Йоркширский?
— Точно!
— Тогда это Шарлотта.
Я взяла пакет слоеного печенья и пошла обратно к себе.
Через несколько минут в мою спальню вошел рябой парень.
— Ой, — смущенно выдохнул он, и рука его опять инстинктивно метнулась к самому дорогому, — а где… Я думал…
— Рядом, — сонно ответила я.
15
В следующий раз я проснулась почти в полдень. В ванной кто-то плескался, из-под двери валили клубы пара, видимость в коридоре была минимальная. Я на ощупь добралась до гостиной и обнаружила там Карен, лежавшую на кушетке под покрывалом. Она надсадно кашляла, курила, стряхивая пепел в стоящую рядом на полу переполненную пепельницу, и внешне напоминала панду, потому что перед сном не смыла свой вчерашний макияж.
— Доброе утро, — натянуло улыбнулась она. Вид у нее был измученный. — Что ты поделывала вчера вечером?
— Ничего, — рассеянно ответила я. — А что у нас в квартире за парная? Кто в ванной? И что там можно делать столько времени?
— Там Шарлотта. Шпарит себя горячим душем, трет посудной мочалкой, решила, наверно, содрать кожу до крови. Все никак от греха не отмоется.
Меня захлестнула мощная волна сострадания.
— Боже мой, бедная Шарлотта. Значит, она-переспала с тем пятнистым?
— А ты его разве видела? Когда же ты успела?
Разволновавшись, Карен попыталась сесть, но потом передумала.
— Я наткнулась на него в кухне в полшестого утра.
— Правда урод? Но Шарлотта смотрела на него сквозь пивную бутылку, ну, не пивную, если совсем честно, а сквозь бутылку текилы, и потому решила, что он просто кинозвезда.
— Оптический обман?
— Похоже, что так.
Шарлотта — жизнерадостная, хорошо воспитанная девушка из приличной семьи в маленьком городке недалеко от Брэдфорда. В Лондоне она всего год и до сих пор пребывает в болезненном процессе поиска себя и своего места в жизни. То ли она все та же веселая, нахальная, но вполне благопристойная простушка из Йоркшира, которая заливается румянцем по пустякам и смешно округляет глазки при разговоре с посторонними, то ли роковая обольстительница-блондинка, каковой она становится, когда выпьет лишнего? Странное дело: когда Шарлотта начинает строить из себя соблазнительницу, волосы у нее действительно светлеют на пару тонов, а грудь как будто увеличивается минимум на один размер.
Бедняжке очень, очень трудно примирить столь противоположные стороны своей натуры. Когда она превращается в грудастую соблазнительницу, то потом несколько дней изводит себя попреками, и ее постоянными спутниками надолго становятся чувство вины, самоуничижение, презрение и ненависть к себе, страх наказания, отвращение к своему непристойному поведению.
За то время, что я с ней знакома, она слишком часто принимала горячие ванны.
Большая грудь и светлые волосы для Шарлотты просто несчастье, к тому же она несколько полновата, что тоже порождает массу предрассудков. Для людей вроде Шарлотты блондинка — бранное слово. Но я все равно очень ее люблю, она замечательный человек и полностью устраивает меня как соседка.
— Но хватит о ней. Ты о себе расскажи, — воодушевилась Карен. — Всю эту безумную историю о том, как ты собралась замуж. И поподробней, пожалуйста.
— Ни за что! Не хочу об этом говорить.
— Вот всегда ты так, Люси! Ну я прошу тебя!
— Ладно, только пообещай не смеяться надо мной и не жалеть меня.
Итак, я поведала Карен все, начиная с нашего визита к миссис Нолан с ее предсказаниями, о том, как Меридия получила семь с половиной фунтов, а Меган рассекла губу, а Хетти сбежала с братом Дика, и как Меган с Меридией разболтали всем, что я выхожу замуж.
Карен потрясенно слушала.
— Боже мой, — выдохнула она, — какой ужас! Ты огорчена?
— Есть немного, — неохотно согласилась я.
— Убить мало вашу Меридию! Ты ей этого так не оставляй. Но я поверить не могу, что Меган тоже в этом участвовала. Она всегда производила впечатление нормальной.
— Знаю.
— Наверно, это какая-то массовая истерия, — предположила Карен.
— Интересно, о какой еще истерии, кроме массовой, может идти речь, если за дело берется женщина с такой массой, как Меридия, — заметила я.
Карен засмеялась, но тут же согнулась пополам в приступе судорожного кашля.
В комнату вошла Шарлотта в бесформенном вязаном платье длиной почти до щиколоток, явно призванного играть роль власяницы.
— Ох, Люси! — воскликнула она, расплакалась и бросилась ко мне.
Я обняла ее как могла крепко, что довольно затруднительно, потому что Шарлотта выше меня сантиметров на двадцать.
— Мне так стыдно, — всхлипывала она. — Я себя ненавижу! Лучше б я умерла.
— Тише-тише, — успокаивала ее я. — Скоро тебе полегчает. Не забывай, вчера вечером ты много пила, а алкоголь провоцирует депрессию. Естественно, что ты чувствуешь себя подавленной.
— Правда? — спросила она, с надеждой глядя на меня.
— Честное слово.
— Люси, ты такая хорошая. Ты всегда знаешь, что нужно мне сказать, когда я несчастна.
Разумеется, знаю. У меня такой богатый собственный опыт, что грех было бы не поделиться знаниями, приобретенными кровью и потом.
— Никогда больше не буду пить, — пообещала Шарлотта с воодушевлением.
Я ничего не сказала.
— Люси, я вела себя ужасно, — каялась Шарлотта. — Я сняла блузку и танцевала в лифчике.
— В одном лифчике? — строго спросила я.
— Да.
— Без трусов?
— Ты с ума сошла, конечно, в трусах. И в юбке.
— Значит, все не так плохо, а?
— Нет, Люси, очень плохо. Подбодри меня, пожалуйста. Расскажи что-нибудь. Расскажи мне… погоди, дай подумать… расскажи, помнишь, как тебя бросил парень, потому что он влюбился в другого
