— Э-э-э… да-да, хорошо, — ответила я, стараясь ободрить его.
— Я желаю ей добра.
— Чудесно, — от всей души кивнула я.
Молчание.
— Я не горюю, — тихо сказал он, с тоской глядя на скатерть.
Опять молчание.
— Мэг, — сказал он.
— П-простите? — не поняла я.
— Мэг, — повторил он, — так ее зовут. На самом деле Маргарет, но я всегда называл ее Мэг. Такое прозвище, что ли.
— Очень мило, — слабо поддакнула я.
— Да, — согласился он со странной, какой-то далекой улыбкой. — Да, вы правы.
Неловкое молчание.
Я услышала слабый, глуховатый звук, но только через секунду-другую до меня дошло, что это стук моего собственного сердца, стремительно и без остановок опускающегося вниз, в пятки.
Но, возможно, у меня слишком мрачный взгляд на вещи.
А вдруг нам удастся помочь друг другу исцелить разбитые сердца? Вдруг все, что ему нужно, — это любовь хорошей женщины? Вдруг все, что нужно мне, — это любовь Чака Таддеуса Мюллербрауна из — да откуда же, забыла, — в общем, откуда-то из Аризоны?
Подошла официантка принять у нас заказ на напитки.
— Мне стакан вашей лучшей английской водопроводной воды, — сказал Чак, откидываясь на спинку стула и похлопывая себя по животу. У меня возникло ужасное подозрение, что рубашка на нем нейлоновая.
И что он там несет насчет водопроводной воды? Он что, пьет воду из-под крана? Ему что, жить надоело?
Официантка недобро посмотрела на Чака, с первого взгляда распознав экономного человека.
Но от меня-то он, надеюсь, не ждет, что я последую его примеру?
Если так — прошу прощения, но пусть катится ко всем чертям, потому что мне хотелось выпить. И не воды.
Начинать надо так, как собираешься продолжить.
— Мне «Бакарди» и диетическую кока-колу, — попросила я, стараясь говорить уверенно и небрежно.
Девушка ушла, а Чак нагнулся ко мне через стол и заметил:
— Не знал, что ты пьешь спиртное.
С таким неудовольствием, точнее, отвращением он вполне мог бы сказать мне, что не знал, что я занимаюсь сексом с малолетними детьми.
— Да, — несколько запальчиво ответила я. — А что? Время от времени я люблю выпить.
— О'кей, — медленно произнес он. — О'кей. О'кей. Все нормально. Все о'кей.
— А ты разве не пьешь? — поинтересовалась я.
— Отчего же, пью.
Слава тебе господи!
— Я пью воду, — продолжал он. — И газировку. Другой выпивки мне не нужно. Черт возьми, лучший в мире напиток — ледяная вода. Алкоголь мне ни к чему.
Я приготовилась к худшему и пообещала себе немедленно встать и уйти, если услышу, что он ловит кайф от самой жизни.
Но, увы, этого он говорить не стал.
Наша беседа продолжалась в той же незамысловатой манере. Пересказываю почти дословно.
— Твоя… э-э-э… Мэг не пьет? — спросила я, поспешно добавив: — Спиртное.
Я боялась, как бы он не начал по новой свои игры с переносным значением слов.
— Она никогда не прикасалась к спиртному и никогда не испытывала в том необходимости! — взревел он.
— Да я, в общем, тоже не испытываю, — заметила я, удивляясь, почему вдруг мне понадобилось оправдываться.
— Эй, — пронзительно посмотрел он на меня, — задай себе вопрос: кого ты хочешь убедить? Меня или себя?
И, знаете ли, теперь, когда я разглядела его как следует, он оказался не столько бронзовый от загара, сколько оранжевый.
Натурально оранжевый, как апельсин.
Принесли наши напитки: стакан воды для Чака, мое орудие дьявола и диет-коку.
— Заказывать будете? — спросила официантка.
— Да мы ж только пришли, — грубо оборвал ее Чак.
Девушка ушла. Мне хотелось вскочить, догнать ее и извиниться, но Чак принялся занимать меня тем, что с определенной натяжкой можно было назвать легкой беседой.
— Ты была замужем, Линди? — спросил он.
— Люси, — поправила я.
— Что?
— Люси, — повторила я. — Меня зовут Люси.
Ответом мне был недоуменный взгляд.
— Люси, а не Линди, — уточнила я.
— А, теперь ясно, — радостно загоготал он. — Извиняюсь, очень извиняюсь. Понял вас. Да, конечно, Люси.
И опять заржал, прямо-таки затрясся от смеха.
Чтобы успокоиться, ему потребовалось минут пять, не меньше.
Потом он еще долго покачивал головой и повторял: «Линди! Как вам это понравится?» или: «Ха- ха-ха! Линди! Кто бы мог подумать!»
Затем продемонстрировал во всей красе свой южный выговор (тягучий и нечленораздельный), промычав нечто вроде:
— Ой, держите меня, вяжите меня! Во сказану-ул!
А лицо его, сперва показавшееся мне таким волевым, на самом деле было просто неподвижным. Застывшим, как маска.
Я сидела, натянуто улыбаясь, ждала, пока он наконец угомонится, а потом сказала:
— Отвечаю на твой вопрос, Брэд: замужем я не была ни разу.
— Эй, эй, эй, — вскинулся он, меняясь в лице от раздражения. — Мое имя Чак. Что еще за Брэд такой?
— Это шутка, — торопливо пояснила я. — Ну, понимаешь… ты назвал меня Линди. А я тебя — Брэдом.
— А, ну да.
Он смотрел на меня как на ненормальную. Эмоции на его лице сменяли одна другую, будто слайды, с краткими промежутками полного отсутствия выражения, когда следующая картинка чуть запаздывала.
— Эй, леди, — спросил он наконец, — а вы случайно не того? Сейчас в моей жизни для тронутых места нет.
Я захлопнула рот, чтобы не поддаться искушению и не спросить, когда именно в его жизни появится вакантное место для тронутых, но это стоило мне большого труда, и кротко сказала:
— Это была только шутка.
Дело в том, что я сочла за благо не злить его: меня несколько встревожила столь внезапная смена настроений.
Похоже, у него самого с психикой было неладно: в его глазах появился какой-то странный, даже маниакальный блеск, которого я поначалу не заметила. И с волосами у него было что-то непонятное…
