— Что перезвонит через час, а если снова тебя не застанет, то будет звонить каждый час, пока ты не вернешься.
Счастье захлестнуло меня теплой волной. Значит, он не бросил меня, и я ни в чем не провинилась, и никакая Менди не заняла моего места в его сердце.
Тут меня пронзила ужасная мысль.
— Что ты ему сказала?
— Я сказала, что тебя нет.
— И что я пошла на свидание?
— Да.
— Отлично! Пусть поволнуется. Во сколько он должен перезвонить?
Карен выпрямилась и пристально посмотрела на меня.
— А тебе-то что? — спросила она. — Ты ведь не собираешься с ним разговаривать?
— Вообще-то собираюсь, — кротко возразила я, переминаясь с ноги на ногу.
Дэниэл покачал головой, всем своим видом говоря: «Когда же она поумнеет?» — и поджал губы. Подумаешь, чистоплюй! Что он знает о муках нерастраченной или растраченной наполовину любви?
— У тебя совсем нет гордости? — осторожно спросила Карен.
— Совсем, — рассеянно пробормотала я, занятая мыслями, какой тон взять для объяснения с Гасом — дружеский, сердитый, суровый?
— Ладно, пропадаешь — пропадай, — буркнула Карен и повернулась ко мне спиной. — Он должен перезвонить минут через двадцать.
Я ушла к себе. От восторга мне хотелось прыгать до потолка. Двадцать минут, целых двадцать минут — как же их вытерпеть?
Но нет, надо сохранять спокойствие и хладнокровие. Нельзя, чтобы он понял, как я взбудоражена. Я заставила себя дышать медленно и глубоко.
Но губы помимо воли расплывались в улыбке: без пяти десять я буду говорить с Гасом — с Гасом, которого считала навсегда пропавшим! Время ползло страшно медленно.
Когда электронный экран будильника показал 9.55, я приготовилась к старту и стала ждать сигнала.
Я ждала, ждала, ждала…
Гас не звонил.
Конечно, не звонил.
Как я могла хоть на секунду поверить, что он позвонит?
Чтобы не расплакаться, я принялась утешать себя сразу всеми обычными способами.
Во-первых, мои часы могут спешить. Во-вторых, для Раса что пять минут, что час — все едино; скорее всего, сейчас он сидит где-нибудь в пабе, и даже если там есть телефон, то он, должно быть, не работает, а если и работает, то его могла оккупировать какая-нибудь девица из Голуэя, которая уже час передает приветы многочисленной родне в Ирландии.
После одиннадцати я признала свое поражение и легла спать.
«Паршивец, — сердито думала я, — ему дали шанс, а он его профукал. Когда позвонит, я с ним говорить не стану. А если и подойду, то только затем, чтобы сказать, что я с ним не разговариваю».
Через некоторое время в дверь позвонили. Я в ужасе села в постели. Только не это! Он уже здесь, на подступах, а я смыла с лица всю косметику! Господи, ужас какой! Я вскочила с кровати и услышала, как Карен или Дэниэл нажимают кнопку домофона.
— Задержи его, — шепнула я Карен, высовываясь из комнаты в коридор. — Я буду готова через пять минут.
— Кого задержать? — спросила она.
— Гаса, разумеется.
— Гаса? А он где?
— Поднимается по лестнице — ты же только что впустила его.
— Я его не впускала.
— Да нет же, — настаивала я. — Впустила, только что.
Карен вела себя очень странно, но на пьяную похожа не была.
— Не впускала я его, — повторила она, заглядывая мне в лицо. — Люси, с тобой все в порядке?
— Со мной-то да, — сказала я, — а вот гы внушаешь мне беспокойство. Кого ты сейчас впустила в подъезд, если не Гаса?
— Разносчика пиццы.
— Какой еще пиццы?
— Мы с Дэниэлом заказали пиццу на дом, и рассыльный уже здесь.
— Где это — здесь?
— За дверью, — сказала она, открывая входную дверь настежь. Там стоял человек в красной клеенчатой робе и фирменном шлеме, с картонной коробкой в руках.
— Дэниэл, — крикнула Карен, — накрывай на стол!
— Понятно, — прошипела я, залезая обратно под одеяло.
Несколько часов спустя, когда все уже улеглись и погасили свет, зазвонил телефон. Я тотчас же проснулась — даже во сне мои нервы были напряжены до предела: я не переставала ждать звонка от Гаса. Спотыкаясь, побежала в прихожую к телефону: я знала, что это Гас, больше никому не вздумалось бы звонить в такое время, но была слишком сонной, чтобы радоваться.
Судя по голосу, он был пьян.
— Люси, можно я приеду? — первым делом спросил он.
— Нет, нельзя, — ответила я. — А «здравствуйте» где?
— Но, Люси, я должен тебя увидеть! — страстно воскликнул он.
— А я должна выспаться.
— Люси, Люси, где твой огонь, твоя страсть? Придумала тоже — спать! Спать можно когда угодно. Но не каждый же день нам удается побыть вместе!
Это я знала слишком хорошо.
— Люси, прошу тебя, — продолжал он. — Ты что, сердишься на меня, что ли?
— Да, сержусь, — спокойно сказала я, стараясь не казаться слишком сердитой, чтобы не спугнуть его.
— Но, Люси, послушай, пожалуйста, у меня была уважительная причина, — уверял он.
— Что ж, послушаем.
— Собака съела мою домашнюю работу, будильник не прозвонил, у велосипеда прокололась шина.
Я не нашла в его словах ничего смешного.
— Ох ты, ох ты, — протянул он. — Смотрите, какие мы серьезные, небось опять на меня злишься? Серьезно, Люси, причина была уважительная.
— Так расскажи, будь добр.
— Не по телефону. Лучше я приеду к тебе.
— Ко мне ты не приедешь, пока я не услышу, что у тебя случилось, — отрезала я.
— Ты ужасная женщина, Люси Салливан, — печально возопил он. — Ужасная! Жестокая!
— Так что у тебя там? — осведомилась я.
— Лучше, если я предстану перед тобой во всех трех измерениях сразу и все объясню. Бестелесные голоса сильно проигрывают перед живым общением, — гнул он свою линию. — Люси, ты же знаешь, как я ненавижу телефон.
Да, это я хорошо знала.
— Тогда приезжай завтра. Сейчас уже слишком поздно.
— Поздно! Люси Салливан, когда время значило хоть что-нибудь для нас с тобой? Ты, как я, — свободный дух, не связанный временем. Что с тобой стряслось?
Он секунду помолчал, а потом сдавленным от ужаса голосом произнес:
