Пока она раздумывала, что делать, дождь барабанил по куполу ее зонтика и редкими холодными каплями падал на куртку. Вдруг отчего-то накатило раздражение. Она за Бу не отвечает. Она исправно платит налоги, чтобы правительство заботилось о таких, как он… Может, пустить его погреться в подъезд? Нет, нельзя: летом, в сильную грозу, она уже как-то раз это сделала, и соседи подняли крик. Так что же, к себе в квартиру его пригласить? Наверное, надо, вот только, как бы он ни был ей симпатичен, все-таки страшновато. Но жалко ведь человека…
И Эшлин сдалась.
– Вот что, поднимайся ко мне. Примешь душ, поешь, чего найдешь. Можешь одежду свою в стиральную машину кинуть.
Она надеялась, что он откажется, и можно будет с чистой совестью идти своей дорогой, но Бу посмотрел на нее с исступленной благодарностью, выдавил «спасибо» и опять разрыдался.
– Я тебя больше напрягать не буду, – пообещал он, поднимаясь по лестнице следом за Эшлин.
Только увидев его в своей чистенькой квартирке, она поняла, как же он запаршивел. Драные джинсы болтались на худющих бедрах, едва не падая; бледное, испитое лицо было землисто-серым, а руки – прямо-таки черными от въевшейся грязи.
– От меня воняет, – ежась от неловкости, заметил он. – Извини, пожалуйста.
У Эшлин защемило сердце. И вдруг внутри вспыхнула ярость.
– Полотенца. – Крепко сжав зубы, она сунула ему в руки пушистый сверток. – Шампунь, новая зубная щетка. В ванной стиральная машина, порошок там же. В кухне чайник, чай, кофе. Если что найдешь в холодильнике, пользуйся. – Сунула ему пятифунтовую бумажку. – Все, пока, мне пора на работу. До вечера.
– Я никогда этого не забуду.
Пока она закрывала дверь, он так и стоял в прихожей в своих мешковатых, как у Чарли Чаплина, штанах с пузырями на коленях, прижимая к груди неимоверно белую, облачно-мягкую стопку полотенец.
– Вас уже ждут, – сообщил Джек Дивайн, когда Эшлин вошла в редакцию, и кивнул на сидевшего у ее стола вдребезги пьяного мужчину.
Едва увидев Дилана, она сразу поняла: случилось что-то ужасное. Произошла катастрофа. Дилан выглядел кошмарно, Эшлин даже не сразу его узнала – это Дилана-то, с которым знакома одиннадцать лет! Он как-то весь поблек; лицо, волосы и глаза казались безжизненно-серыми. Подняв на Эшлин покрасневшие глаза, Дилан во всеуслышание заявил:
– Клода мне изменяет.
Эшлин поверила сразу. «Господи, – подумала Эшлин, – что же люди делают с теми, кого любят?!»
Однако ради подруги надо было сохранять лицо. Нельзя же взять и так вот, в лоб, сказать Дилану: «Вообще-то я догадывалась, что она погуливает». Нет, пришлось делать вид, будто есть вероятность ошибки. Поэтому Эшлин осторожно спросила:
– С чего ты взял?
– Я их застал.
– Когда? Где?
– Сегодня утром, в десять часов, приехал с работы домой. Я беспокоился, – угрюмо пояснил он.
Скорее, что-то подозревал. Но Эшлин его понимала.
– И застал их в постели. – Голос у Дилана вдруг сорвался до писка, и во второй раз за это утро на глазах Эшлин взрослый мужчина заплакал, как ребенок. – Между прочим, я его знаю, – добавил он. – И ты тоже.
Эшли стало совсем нехорошо. Она понимала, чье имя сейчас назовет Дилан.
– Этот говенный юморист, этот твой приятель. Она так и знала, так и знала! Говорила же она Теду!
– Этот паскудник Маркус, – выдавил Дилан. – Как там его чертова фамилия? Валентайн, кажется… да, Маркус Валентайн.
– Ты что такое говоришь? Ты, наверное, имеешь в виду другого моего приятеля – Теда?!
– Я имею в виду этого хлыща, твоего приятеля Маркуса Валентайна.
Пропасть разверзлась совсем не там, где Эшлин ждала.
– Он мне не приятель, – раздался ее бесцветный голос. – Он мой парень.
Те немногие, кто присутствовал при разговоре – Джек, миссис Морли, Бернард, – окаменели от изумления. В комнате раздавались только пьяные всхлипы Дилана.
– По-моему, удивляться тут нечему, – сипло заметил он. – Не в первый раз она уводит у тебя парня.
Посмотрел на Эшлин долгим, тяжелым взглядом и подытожил:
– Надо было мне оставаться с тобой, Эшлин… Ладно, я пойду. – И взялся за чемодан.
– Что тут? – проговорила Эшлин непослушными губами.
– Одежда и всякое такое.
– Так ты от нее ушел?
– А ты как думала?!
– А куда пойдешь?
