– Жаль. – Мирбах взял меня за руку. – Я не играл с четырнадцатого года. Когда мы с вами в последний раз встречались на корте?
– В Биаррице. В одиннадцатом году.
– Нет, нет, в Лондоне! – Мирбах до войны несколько раз приезжал на Уимблдон. – В тот год, когда победили братья Догерти!
– Да они побеждали каждый год, – возразил я.
– Я имею в виду, когда они победили в последний раз. В девятьсот пятом? Кстати, вы со мной отобедаете?
– По-моему, это будет не совсем прилично.
– Вы имеете в виду войну или обед? Разумеется, это будет не очень прилично. Но мы сделаем вид, что мы русские, ладно? Тут есть цыганский ресторан «Стрельня». Если вы завтра свободны, давайте пообедаем вместе.
Он повернулся к одному из своих помощников.
– Завтра, в обед я свободен? – Получив утвердительный ответ, он сказал: – Лучше поужинаем, Гарри. В девять. И я постараюсь все-таки отыскать корт.
После этого немцы удалились.
Можно ли было назвать его моим другом? Пожалуй, нет – дружба все-таки означает нечто большее. Но мы неоднократно встречались с Мирбахом до войны: и в Петербурге, когда я служил в атташате, и в Берлине, и на Уимблдоне, и в Биаррице. Я неизменно выигрывал у него в теннис, хоть и с очень небольшим преимуществом, а Мирбах всякий раз требовал ответного матча.
И вот Вилли стал послом его императорского величества кайзера Вильгельма II.
Единственный костюм, которым я обладал, находился на мне, и вид у него был далеко не свежий. Как же я стану ужинать с послом? Но тут я вспомнил, что во время первого приезда в Москву, когда меня отправили на склад подбирать форму морского офицера, я оставил там свой чемодан. Чемодан оказался на месте, за все это время никто к нему не прикоснулся.
Поэтому следующим вечером в ресторан «Стрельня» мистер Дайкстон прибыл в обновленном виде. Еще с улицы я услышал развеселую цыганскую музыку и подумал, что для большевистской Москвы это довольно необычно. Впрочем, когда меня усадили за столик Мирбаха, музыка сделалась печальной, и жгучая красавица сладостно запела «Очи черные». У меня было ощущение, что я вдруг попал в давно ушедшее прошлое. Надо сказать, я не ошибся – через несколько дней ресторан закрыли.
Прибыл Вилли фон Мирбах, веселый и жизнерадостный.
– Будем говорить сегодня только по-русски, Гарри. Английский и немецкий запрещены. Договорились?
– Договорились.
– И давайте как следует напьемся!
Я улыбнулся и кивнул, хотя голова у меня была занята совсем другим. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что за одним из столов сидит британский генеральный консул Брюс Локхарт в сопровождении шумной компании. Если этот джентльмен увидит меня с фон Мирбахом и сообщит в Адмиралтейство, меня вполне могут расстрелять.
Мы пили водку
– Вилли, вы можете чем-нибудь помочь царю?
По моему тону он понял, что этот вопрос для меня очень важен. Мирбах замолчал и осторожно огляделся по сторонам. Потом сказал:
– Он в полной безопасности.
– Вы уверены?
– У меня есть сведения, что с императорской семьей обращаются вполне прилично.
– От кого эти сведения?
– От Свердлова, – нахмурился Мирбах. – И от Ленина. Романовы содержатся в Екатеринбурге под стражей, но это мера временная.
– И вы верите, что их освободят?
Мирбах положил мне руку на плечо.
– Полегче, Гарри. В конце концов, это не ваше дело.
– А чье, ваше?
– Царица – немка, а ее дочери – германские принцессы. Так что это дело действительно наше. И пожалуйста, поверьте – оно находится в хороших руках.
– А что вы скажете, если я сообщу вам один факт? – не унимался я. – Большинство членов Уральского губернского Совета выступают за расстрел царской фамилии. Вы действительно считаете, что контролируете ситуацию?
Мирбах посмотрел на меня в упор.
– Нет, в этом случае мое мнение изменится. Но я хотел бы знать, откуда у вас такая информация.
– Я недавно из Екатеринбурга, Вилли. Я видел их тюрьму и встречался с их тюремщиками.
Мирбах рассмеялся:
– Вы шутите! Надо меньше пить, Гарри. Как такое возможно?
– Вы мне не верите?! – изумился я.
– Давайте-ка лучше еще выпьем.
Тогда я вынул из кармана мандат и сунул его немецкому послу под нос:
– Прочтите!
Судя по времени, которое понадобилось Мирбаху для изучения этого документа, он прочел его раза три, а то и четыре.
– Так вы и есть Яковлев?
– К вашим услугам.
Он глядел на меня, разинув рот.
– Это невероятно! Расскажите мне, как это случилось.
И я рассказал ему все. И про Тобольск, и про Екатеринбург, и про последующие события. Я внимательно наблюдал за выражением его лица и должен сказать: как Мирбах ни пытался сохранить на лице невозмутимую маску профессионального дипломата, я видел, что он глубоко потрясен. Мой рассказ изобиловал деталями. Мирбах хотел знать, как вели себя представители Омска, не пропустившие мой поезд, каково настроение властей и населения в Екатеринбурге. Я подробно ответил на все вопросы, а затем, в свою очередь, тоже спросил:
– Ведь это вы добиваетесь того, чтобы царскую семью переправили в Москву?
Вилли подмигнул и вздохнул.
– Гарри, ответственность действительно лежит на мне. Как бы я сам вам ни доверял, но многого сказать не могу, поскольку вы выполняете свой долг, а я выполняю свой.
– Мой долг заключается в том, чтобы спасти Романовых, – ответил я. – Даю вам слово, что сохраню полученные от вас сведения в тайне.
– Ну что ж, вашему слову я верю. Романовых должны привезти в Москву. Я договаривался со Свердловым и Троцким, что это произойдет в начале мая. Троцкий хотел, чтобы над царем устроили открытый судебный процесс, где сам Троцкий выступит в качестве обвинителя. За процессом должна следить вся страна. Однако женщины и мальчик отправятся в Германию – это решено. У нас в Екатеринбурге стоит специальный поезд, дожидаясь августейших пассажиров.
– Вилли, вас водят за нос!
