– Это мое дело, генерал.
Фон Клебер извлек из золотого портсигара с монограммой турецкую сигарету и закурил.
– Юровский – настоящий фанатик. Вам нужна помощь?
Я покачал головой.
– Учтите, друг мой, у меня здесь дюжина опытных солдат. Превосходные вояки. Если они вам понадобятся, можете на них рассчитывать. Не забудьте, сколько у Юровского латышей.
– Почему латышей? – не понял я.
– Ну как же, красные всегда используют латышей для грязной работы. – Тут генерал вдруг внезапно произнес по-английски: – Желаю удачи.
Должно быть, вид у меня был очень изумленный, ибо фон Клебер довольно хохотнул:
– Вы ведь британец, не так ли?
Я предпочел не отвечать на это замечание и повернулся, чтобы уйти. Фон Клебер проводил меня до двери и тихо сказал:
– Не волнуйтесь, англичанин. Я здесь нахожусь по личному распоряжению кайзера. Чтобы выполнить приказ, я готов взять в союзники хоть самого Сатану!
Время летело быстро, а мне еще нужно было встретиться и поговорить со многими людьми, причем за каждым из них еще приходилось побегать.
Начали мы с того, что Голощекин и Белобородов вместе отправились в дом Ипатьева поговорить с Юровским. Их главным оружием была только что полученная от Свердлова телеграмма, в которой говорилось, что, если с Николаем что-нибудь случится, Белобородов, Голощекин и Юровский ответят головой.
Я ждал их возвращения в гостинице «Американа». Очень хотелось, чтобы их миссия увенчалась успехом. Если бы Юровский проникся важностью дела, возможно, царскую семью удалось бы сразу же освободить. Тогда моя задача – переправить царя и его домашних в германский поезд – оказалась бы совсем несложной.
Однако по виду Голощекина я сразу понял, что у них ничего не вышло. Он развел руками и сказал:
– Теперь Юровский будет настороже.
– Что произошло?
– Думаю, он обо всем догадывается. По-моему, Юровский просто сошел с ума. Он говорит, что дождется, пока белые войдут в город, а потом расстреляет всю царскую семью прямо у них на глазах.
– А как же телеграмма Свердлова? Разве Юровский не понимает, чем ему это грозит?
– Насколько я понимаю, – вмешался Белобородов, – Юровский собственной жизни не пожалеет, только бы расстрелять царя. Ни о чем другом он не говорит!
Что ж, ничего не поделаешь, значит, придется выводить царскую семью из Дома особого назначения вопреки воле начальника охраны.
А это означало, что освобождать царя придется мне. Силой.
Я отправился разыскивать Берзина, надеясь получить от него дополнительные сведения об охране дома Ипатьева. Целый день я гонялся за командармом на тощей лошаденке от одного командного пункта к другому. В конце концов я разыскал его возле небольшого полотняного шатра. Берзин сидел на деревянной табуретке и выглядел смертельно усталым. Но он был профессиональным военным и отлично понимал, что такое приказ. За десять минут Берзин набросал мне в блокноте план Дома особого назначения и расположение постов. Снаружи дом был окружен двойным частоколом. Спрятав схему в карман, я снова уселся на свою клячу, но тут Берзин меня окликнул:
– Советую вам обратить особое внимание на сторону, выходящую в переулок. По-моему, он называется Вознесенским.
– Продолжайте.
– С той стороны из сада на веранду ведет лестница, когда я там был, никто ее не охранял. Желаю удачи.
– Спасибо, – поблагодарил я и тоже пожелал командарму удачи – надо сказать, лицемерно.
Берзин устало улыбнулся.
– Удача мне не поможет. Мне нужно десять тысяч солдат и пятьсот пулеметов.
Я поскакал в обратный путь. Белые вели массированный огонь по всему фронту. Лишь на севере, где находился Екатеринбург, было тихо.
На следующее утро меня вызвали к Голощекину. Комиссар по военным делам спросил, разработал ли я план. Я ответил утвердительно.
– Рассказывайте, – потребовал он.
– Нет, рассказывать я не буду. Достаточно мне сообщить хотя бы одному человеку, как я собираюсь действовать, и Юровский может обо всем узнать. Предпочитаю обходиться без риска.
Голощекин разозлился, но настаивать не стал. Все-таки он был не глуп.
– Когда? – спросил он.
– Как только буду готов. Надо еще кое-что сделать.
– Так делайте, – рявкнул Голощекин.
Когда я вновь появился в германском поезде, генерал барон фон Клебер как раз собирался завтракать. Он пригласил меня составить ему компанию, но я отказался. Однако генерал проявил настойчивость – он требовал, чтобы я хотя бы выпил чашку кофе и слегка закусил. Стол ломился от яств: несколько сортов сыра, холодные закуски, всевозможные булочки, паштеты, фрукты. Прислуживали генералу четыре денщика. Я выпил кофе, который оказался поистине превосходным.
Фон Клебер относился к процессу питания с повышенным вниманием: он ястребиным взором следил за действиями денщиков и вступил со мной в беседу, лишь убедившись, что стол сервирован как следует и тарелки наполнены надлежащим образом.
– Слушаю вас, – сказал он.
– Вероятно, это произойдет сегодня ночью.
Генерал задумчиво кивнул:
– Вам понадобятся мои швабы?
– Да.
– Каков ваш план?
– Это тайна.
– Правильно, – поджал губы фон Клебер. – Однако скажите мне по крайней мере то, что сочтете возможным.
– Я намерен доставить сюда императорское семейство на рассвете. Поезд должен быть готов к отправлению.
– Разумеется.
– Я хочу, чтобы ваши швабы были одеты в красноармейские гимнастерки, если, конечно...
– Никаких «если», – прервал меня фон Клебер. – У нас есть красноармейские гимнастерки. – Видя, что я удивлен, генерал добавил: – А также матросские, парадная форма и все что угодно. Мы подготовились как следует.
– Отлично. А оружие у вас есть?
– Конечно. Какое вам нужно – хорошее германское или плохое русское?
– Пусть будет германское. Сколько у вас человек – двенадцать? Вооружите двоих винтовками, остальных – пистолетами.
Фон Клебер кивнул и откусил полпирога. Прожевав, спросил:
– Когда построение?
– Построения не будет. Пусть ваши люди поодиночке, с разных сторон, двигаются к Вознесенской площади. Напротив британского консульства, перед церковью, их буду ждать я.
– Но такое скопление народу привлечет внимание, друг мой.
– Нет. Там нет фонарей. К тому же мы не будем топтаться на месте.
Генерал поднял бокал.
