– Дикарская у вас культура, ноктюрниец, – сказал другой воин. Замечание адресовалось Кадаю, обернувшемуся, чтобы встретится лицом к лицу с говорившим.
– Прометеева Вера не для всех, Адрак.
Гвардеец Ворона пристально взглянул на него сквозь темные линзы белого боевого шлема. Из-за
массивного прыжкового ранца он вынужден был наклониться вперед, упершись в гравиподвеску.
Это создавало ложное чувство серьезности, которого сержант Адрак Вравер не ощущал. Он
вместе с тремя своими боевыми братьями вызвались лететь на «Огненной Виверне», чтобы
помочь Кадаю в его задании по эвакуации. Они были давно знакомы друг с другом. Вравер был
ветераном множества кампаний, и Кадай за более чем два столетия своей службы также
участвовал в некоторых из них.
– И, предполагаю, ваше упорство разжигается из тех самых тлеющих угольков?
В тоне Гвардейца Ворона было веселье, которого Кадай не мог уловить.
Взрывы снаружи стали более частыми. Внутренности корабля беспрерывно содрогались. Металл
стонал в жалком протесте. Сейчас им приходилось лететь сквозь настоящую бурю из
артиллерийских снарядов.
– Еще не поздно вернуться, – добавил Вравер. – Наши боевые братья отходят, Ко'тан. Мы
потеряли город, но выиграли войну. Космическим десантникам здесь больше нечего делать.
Пускай Гвардия сровняет его с землей.
Кадай засмеялся, хотя это и не отразилось в его пылающих глазах.
Возможно, для Гвардейца Ворона это и было правдой. Ведя партизанскую войну за вражеской
линией фронта, они перерезали коммуникации, перекрывали транспортные каналы и
расправлялись с повстанческими офицерами, в числе которых оказался даже совращенный
планетарный лорд-губернатор. Однако для Кадая задание еще не закончилось.
– Пару месяцев назад, еще до этой операции, – сказал Саламандра, – один неофит на Плато
Синдара на Ноктюрне отметил нечто очень интересное. Знаешь, что он сказал?
Вравер слегка махнул молниевым когтем, чтобы Кадай продолжал.
– Мой повелитель, – начал он. – В Прометеевой Вере говорится, что нет ничего выше святости
человеческой жизни, что мы – Щит Вулкана, оберегающий невинных и защищающий слабых. Но
очнувшись в солитории после семи месяцев одиночества и выдержки на прочность, я обнаружил, что стал чудовищем…
Кадай коснулся кожи и оттянул веко вниз, показывая красный жар внутри.
– … Как тогда, – спросил меня он, – мы можем быть щитом нашего примарха, если выглядим вот
так?
«Огненную Виверну» яростно тряхнуло еще одним воздушным ударом, но Вравер и Кадай даже
