от похотливых мыслей. Что он болтает! Если он продолжит в том же духе, то кончит речь тем, что назначит этой красотке свидание под яблоней у главных ворот.
«И все же неплохо бы затащить тебя в мою спальню», — подумал он, продолжая листать пухлое досье. Его внимание привлек длинный список мужских имен, составленный на основе донесений ангелов наружного наблюдения. В нем бросались в глаза громкие титулы английских лордов и достопочтенных американских конгрессменов, «выходивших на связь» с греческой красавицей. Председательствующего покоробила мысль оказаться в самом конце списка рядовых иммигрантов, и он, решительно вскинув голову, словно стряхивая с себя дьявольское наваждение, строгим голосом отчеканил:
— Отдавая зам должное, мы ни в коем случае не можем упускать из вида тот факт, что наша территория кишит агентами дьявола, пытающимися уничтожить наш праведный образ жизни. Дабы и в дальнейшем не вводить жителей рая во искушение, а наше общество в целом не подвергать опасности быстрого и неизбежного морального разложения, я вынужден передать вас, мисс Элен, инспектору Норману для препровождения во владения дьявола, где ваши чары не будут представлять для нас никакой опасности.
10
…ВЗГЛЯНУВ в сторону свидетельского бокса, Макслотер увидел, что туда вошел мужчина, чье лицо показалось ему знакомым. Ну конечно же, это был главарь американских гангстеров легендарный Аль Капоне. «Однако ему тут нечего делать, — подумал председатель, — Разве может знаменитый гангстер подрывать основы нашего общества? Что он смыслит в политике? Он — непревзойденный король рэкета, большой знаток содержимого банковских сейфов и чужих чековых книжек, но никакой не политик».
Бандит заметно нервничал. Не дожидаясь вопросов, он стал быстро говорить, размахивая руками.
— Не подумайте, что я один из этих проклятых радикалов, — обращался он к членам комиссии. — Не подумайте, что я против американской системы. Я вел свой рэкет, строго соблюдая американские законы.
Макслотер усмехнулся. Объяснение в любви к американской системе со стороны гангстера его несколько озадачило.
— Погодите, мистер, — прервал он рэкетира. — Выходит, что американский образ жизни вполне вас устраивал?
Аль Капоне закивал головой.
— Наша американская система, — сказал он, — называйте ее американизмом или капитализмом, как вам больше нравится, дала каждому из нас и всем нам великие возможности. Нам оставалось только схватить эти возможности обеими руками и до конца использовать их.
Макслотер смутился. Он не знал, сердиться ему или нет на такое вульгарное разъяснение фундаментальных основ американской жизни. Согласиться с гангстером означало поощрить его теоретизирования. А он и без того явно пытается ставить себя на одну доску с любым американцем, добившимся успеха честным путем. Спокойнее всего перевести разговор в другое русло. И председатель спросил:
— Ну а как вы относитесь к большевизму?
— Большевизм стучится в наши ворота. Мы не можем себе позволить впустить его. Мы должны организоваться против него, сомкнуть наши ряды и стоять насмерть. Мы должны держать рабочего подальше от красной литературы и красных уловок; мы должны проследить, чтобы его мозги оставались здоровыми…
Таких мудрых речей Макслотер давно не слышал. Особенно приятно было услышать их из уст соотечественника, к тому же весьма знаменитого, прославившегося не только своими ювелирными бандитскими операциями, но и дружескими связями с крупнейшими политическими деятелями Америки. «Свои связи Аль Капоне и здесь, конечно, сохранил, но что за жизнь для него без банковских сейфов? — посочувствовал Макслотер рэкетиру. — Нет, истинной райской жизнью он наслаждался только на Земле…»
Председатель поблагодарил Аль Капоне за участие в заседании комиссии, сообщил о выдаче ему бессрочной визы и пожелал вечного блаженства в райских кущах.
11
АНГЕЛЫ ВВЕЛИ в зал красивого пожилого человека с задумчивыми глазами и тонким овалом лица. Он назвал себя: Генрих Гейне, поэт,
— Ах, поэт! — Макслотер встрепенулся. — Поэт-лирик или поэт-политик? Поэты, знаете ли, тоже разные бывают. Одни призывают к свободе любви, что не представляет большой опасности для нашего вполне просвещенного общества, другие — к свободе мысли, что крайне неуместно и опасно. Какие же вы слагаете вирши? Впрочем, прочитайте что-нибудь, мы тут сами разберемся, что к чему.
Гейне задумался на мгновение, выбирая в памяти подходящие для этого случая стихи, а затем стал читать:
— Браво, Генрих!
Макслотер был в восторге от стихотворения. После крамольных речей революционеров стихи о любви доставляли истинное наслаждение. Он отдыхал душой.
— Вы настоящий поэт. Как это у вас? «Довольно подробно вопрос…» Хе-хе! У вас все в таком же духе?
Председатель был не похож на себя. Он преобразился. Из грозного, беспощадного судьи он превратился в жизнерадостного любителя скабрезностей. Ему хотелось послушать что-нибудь еще
