В родном ауле картина та же. Волостной управитель вместе с баем Сейткемелевым сунули взятку начальнику и теперь, как своими рабами, распоряжаются бедными джигитами. В солдаты попали одни лишь бедняки.
Сакен понимал, что в одиночку бороться с этой коррупцией чиновников и баев бесполезно. И все же не выдержал — написал акмолинскому уездному начальнику о бесчинствах и взяточничестве, а в конце предупредил, «что рано или поздно, но справедливость должна восторжествовать, чиновники-звери когда- нибудь ответят за свои издевательства».
Благоразумие заставило Сакена подписаться не своим именем. Иногда Сакену казалось — не лучше ли сказать казахам: «Молодые казахские джигиты, идите в солдаты. Научитесь владеть современным оружием, обучайтесь военному искусству, чтобы потом выступить против царя!» Но кто поймет, подхватит его призыв? Бессилие ду-шило, ни о чем ином Сакен не мог думать.
Как овец отправляют джигитов. В городе шум, гам, плач. Рыдает буквально весь Акмолинск. И каждый ищет спасения только для себя.
Наиболее решительные и смелые покидают город, присоединяются к восставшим. Почти все джигиты Атбасара и Улытау примкнули к восставшим Тургая. Аргинцы перекочевали в Сарысу, Бетпак-Далы, в туркестанские края. Киргизы и казахи вокруг Мерке вооружились. Люди из волостей Сулусары, Карабужыр, Колби Усть-Каменского уезда, казахи из окрестностей Барнаула массами уходят в Монголию. А джигиты Шубыра между Акмолой и Кокчетавом устроили у большой дороги засаду и освобождают тех, кого гонят в солдатчину и за счет их пополняют свои ряды.
В Аксаринской волости Ташмагамбет Хамзин, бывший когда-то попутчиком Сакена по дороге в Омск, призывает казахов вооружаться, не ходить на тыловые работы.
Кое-где джигиты не только обороняются, но и сами переходят в наступление. В Акмолинском уезде казахи напали на русский поселок, перебили солдат, его охраняющих, а поселок сожгли.
Конечно, этот наскок на ни в чем не повинных русских крестьян свидетельствовал только о стихийности восстания, он был скорее актом отчаяния.
В ауле подполковника Султан Торе сына Абылая, в Бугулинской волости открылась школа, в которой и устроился учителем русского языка Сакен. Учитель он строгий, но, может быть, поэтому так и привязались к нему его ученики. Среди них были и взрослые люди.
Дни проходили в обычных для учителя хлопотах — кто-то не выучил урока, с кем-то надо позаниматься отдельно, а кого-то и пожурить.
Однажды он пришел проводить очередную партию мобилизованных на тыловые работы. «Собрались возле большого кирпичного дома, в котором прежде размещалась лавка. Улица перед домом запружена провожающими. Стоят неумолчный шум, гам, плач, в дом постоянно входят и выходят люди, ищут неизвестно чего, волнуются в ожидании отправки. Но вот появилась вереница телег в сопровождении солдат. Телеги остановились возле красного дома. Народ смолк, пристально следя за тем, что будет происходить дальше. Солдаты вошли в дом и через несколько минут начали поочередно выводить оттуда мобилизованных джигитов и усаживать их на подводы, И тут же без всякого прощания тронулись, увозя джигитов от родных и близких».
Сакен похудел. Редко теперь на его лице можно увидеть улыбку.
9 марта 1917 года в аул пришло ошеломляющее известие: в Петрограде революция, белый царь отказался от престола. Сакен решил немедленно ехать в город. Когда пробил час свободы, он считал, что его место не у школьной доски, а там, где решаются судьбы его народа. Со слезами провожали своего наставника шакирты. Опечалены их родители, да и Сакену трудно расставаться с полюбившимися учениками. И все же он должен немедленно ехать.
Тоску прощания постепенно рассеял мягкий степной ветер.
Как только выехали на степные просторы, Сакен запел во весь голос. Услыхав песню, кучер сначала удивленно посмотрел на Сакена, но потом, подняв наушники шапки, стал слушать. Сакен импровизировал.
Сколько можно петь о минувших днях. Если ты не возлагаешь никаких надежд на будущее, то зачем бросил насиженное теплое местечко? В такое радостное, волнующее время нечего оплакивать прошлое. Ведь ты всю жизнь мечтал о свободе, равенстве. Ты идешь по дороге в будущее. Дни беззаботной жизни кончились.
Конечно, над стихами еще надо поработать. Но мысли верные, а ритмы зовут вдаль, к неизведанному.
Так, то распевая, то надолго умолкая, задумываясь Сакен ехал в Акмолинск, еще не представляя, что он будет делать. Но он знал: место его там.
Бывшая Российская империя митинговала, избирала, переизбирала всевозможные бюро и комитеты и походила на старый, рассохшийся корабль, плывущий по морю без руля и без ветрил.
Повсюду появились свои доморощенные ораторы, вожди-краснобаи, вылезающие на трибуну по любому поводу и без оного. Прежде ничем не выделявшиеся, совершенно незаметные люди вдруг заявили о себе как яростные полемисты.
