— Какое равновесие? — не поняла Тулупова.
— Тебе лучше не знать. Бумажки пишу, бумажки, разные. Разные бумажки…
— Дай почитать, — попросила Тулупова.
— Все секретные — а у тебя допуска нет. Зачем тебе?
— Женское любопытство. Интересно. И все. Я же библиотекарь. Мы, как собаки, все понимаем, все читаем, а только написать ничего не можем. Ты — пишешь. Мне интересно.
— Теперь я понимаю, что мне в тебе нравится, кроме голубых глаз и твоей прекрасной груди, конечно.
— Дай почитать, неужели только тайны есть, — Людмила подхватила легкую интонацию, предложенную Хирсановым. — Что-нибудь несекретное должно остаться для народа?
— Есть. — Хирсанов вспоминал, какие записки наверх он писал в последнее время, и решил, что можно найти безобидные бумаги из обзоров, которые получал по рассылке. — Я пришлю тебе недельный обзор. Найду неделю, когда ничего особенного не было, и пришлю. Почитаешь и поймешь, что значит руководить страной.
— И что?
— Что? — Хирсанов на секунду задумался. — Поймешь — кто ей руководить не должен.
— Вы там о простом народе-то вообще никогда не думаете, только о ваших играх, — повторила Тулупова.
— Нет, только о нем, — рассмеялся Хирсанов. — День и ночь. Вот сейчас, я думаю, нам надо поесть. Народ — “за”? Или — “против”? Мне есть хочется. Мясо хочу.
Хирсанов помнил, что где-то тут, на выезде из Московской области, была придорожная шашлычная. Когда он ездил в поселок Урицкого, к своему приятелю, можно сказать, другу и компаньону по бизнесу — Анатолию Нихансу, обрусевшему немцу, из поволжских, он раза два тут останавливался.
— Я не хочу, — сказала Тулупова.
— Не хочу — детское слово, — ответил Хирсанов и немного сбавил скорость, чтобы лучше вглядываться в темноту.
Через несколько километров, которыми измерялось не только расстояние, но и длинная, пустая, многокилометровая пауза в разговоре — пока она длилась, им удалось понять, что они ничем не связаны, ни рестораном, ни тем, что было потом в библиотеке, ни бодрящим осенним холодком, ничем — в свете фар на обочине прочиталась надпись “Хорошие шашлыки”.
— Вот это. Приехали, — сказал Хирсанов. — Будем есть.
Он съехал с трассы и припарковал машину около входа в старый, разбитый павильон со стеклянной дверью. В этот момент из нее с шампурами с мясом выходил пожилой, седовласый азербайджанец. В его фигуре было что-то необычное, что сразу бросалось в глаза, но трудно определяемое — глубокая усталость, не проходившая никогда, ни днем, ни ночью, даже во сне. Он шел к железному горящему мангалу, что стоял на улице, под фонарем.
— Какой мясо будешь кушать? — имитируя резвость, спросил азербайджанец выходящего из машины Хирсанова. — Какой хочешь? Телятина, баранина, свинина хорошая.
— Хорошая?
— Очень хорошая, свежия — утром бегал еще.
— Мил, что будешь: свинина, баранина, телятина? — спросил Хирсанов Тулупову, которая вслед за ним вышла из автомобиля.
— Я ничего не хочу.
— Как не хочешь, — сказал азербайджанец, укладывая шампуры на мангал. — Утром бегал. А теперь ешь.
— Мне один кусочек. Я возьму у тебя, — сказала Людмила Хирсанову. — Один.
— Пальчики оближешь. Ечо захочешь…
Хирсанову нравился этот мангальщик, ему вообще нравились люди, укладывающиеся в картинку, классический образ, почти ненастоящий, кажется, придуманный. Только потом внедренный в жизнь. Нравилось само узнавание, как ребенку нравится называть картинки в букваре и каждый раз удивляться и произносить: арбуз, белка, горох… Разговорчивый, услужливый азербайджанец был именно таким — вырванной страницей из букваря. Кириллу хотелось что-то ему сказать или спросить, посылая сообщение в ответ из своего образа: богатого, респектабельного московского человека, вылезшего из джипа с кожаными сиденьями:
— Я не первый раз у тебя. Знаю, вкусный у тебя шашлык, вкусный…
— Я тебя помню, ти был тут. Я всех помню. А женщин не биль, — подхватил азербайджанец, показывая на Людмилу. — Не биль?
— Да, она не была, — и добавил, обращаясь к Тулуповой: — Он такой…
— …Камиль, — подсказал свое имя азербайджанец.
— …Камиль такой “шашлик” готовит — надо его есть. И всех помнит. Всех?
— Всех, — подтвердил Камиль.
— Кусочек, один кусочек, — повторила Тулупова, осматриваясь вокруг.
В темноте, ближе к придорожной полосе, сверкая белыми пятнами, привязанная к дереву стояла исхудавшая холмогорская корова. Ее глаза были направлены на пылающий жаром мангал, на Камиля, на Тулупову, на Хирсанова. Она не мычала, только каменно смотрела большими глазами в их сторону, но ее непроизнесенное, неслышимое мычание было во всем ночном пейзаже, включавшем и луну, и чистое, подсвеченное ею же небо, и сухой желтый лист, поднимаемый ветром на дорогу.
— А почему здесь корова? — спросила Тулупова. — Зачем?
Азербайджанец не отвечал. Но Людмила и без него поняла, для чего тут стояла корова.
Камиль негромко крикнул что-то по-азербайджански в сторону павильона — тут же, как специально заготовленный, из двери выбежал мальчик. Тулупова сначала подумала, что это сын, но, еще раз взглянув на мангальщика, решила, что это может быть и внук. Ему было лет десять, и он также был усталый, с недетскими глазами, но очень ладненький, цирковой. Камиль сказал на азербайджанском, что надо принести сюда. Из потока непонятных звуков Тулупова услышала только “талелька”, что означало тарелку, и слово “хлеб”. Ничего лишнего, уху было приятно.
— Действительно, почему у тебя корова? — спросил Хирсанов, с запозданием подключаясь к вопросу.
— Барашек есть. Тебе барашка сделать, возьми барашка.
— Какого? — не понял Кирилл.
Камиль опять крикнул мальчику, тот прибежал, встал около мангала, чтобы следить за мясом, а Хирисанов с азербайджанцем пошли смотреть на баранов в кошаре, сколоченной из старых ящиков и разнокалиберных досок. Мангальщик уговаривал его купить целого барана, которого тут же готов был зарезать, разделать и упаковать. Тулупова слышала доносившиеся обрывки их разговора. Хирсанову не нужен был баран, но само предложение и осмотр животного ему нравились, и он задавал все новые и новые вопросы о возрасте барана, о цене, в живом ли имеется в виду весе или он платит за уже разделанного, о породе, мясная ли она и так далее. Было понятно, что он умеет задавать их до бесконечности.
— Мил, ну что, купить барана? Целиком! — крикнул он Тулуповой, когда осмотр был закончен. — Нам нужен баран?
Людмила пожала плечами.
— Вот видишь, хозяйке баран не нужен.
Тулупова поняла, что он специально назвал ее хозяйкой, как бы подчеркивая важность их связи.
“По замыслу автора я должна разомлеть. Почему мне так все не нравится? Все. Почему?”
— Я подумала, — неожиданно для себя сказала Тулупова, — что барана можно бы и взять. Свежее мясо лишним не будет.
— Ты серьезно? — спросил Хирсанов.
— Хозяйка сказал — надо, — энергично вмешался заинтересованный Камиль. — Хозяйка сказал…
— Сейчас! — Хирсанов остановил Камиля, который стал о чем-то распоряжаться по- азербайджански. — Сначала поедим.
Они решили есть на улице. Рядом с входом в павильон стояли пластмассовый зеленый стол и кресла.
