великим, а даже рядовым стихотворцем и писателем не назовешь! Он вообще не умел писать! Его стишки – сплошная политическая пропаганда, и ничего больше. Образцом для него служили песенки побирушек с Севера, язык какой-то путаный, тягучий – словом, детский лепет.
– Я не согласен с вашей милостью, – настаивал молодой писатель. – Наим – великий стихотворец и прозаик. Недаром его называют албанским соловьем. Его стихотворения разжигали огонь патриотизма, будили албанца от вековой спячки. С его песнями выросло два поколения албанцев, и сколько еще вырастет. Поэзия его и сейчас вдохновляет: читая его, гордишься, что ты албанец. «Имя гордое албанца мне Албания дала». Вот каков Наим!
– Кто хочет позабавиться, пусть прочтет «Рай» Наима Фрашери. – Ферид-бей повернулся к патеру, давая понять, что больше не удостаивает своим вниманием этого молокососа. – Это все равно что пообщаться с сумасшедшими, мысли и слова такие же бессвязные, абсолютно ничего не означающие. Представьте себе, он утверждает, будто албанцы были созданы раньше самого Адама!
– Наим хотел подчеркнуть древность нации, – живо возразил юноша, не обращая внимания на своего приятеля, который дергал его за полу пиджака. – Для стихотворца это позволительно. Он же не Ветхий завет писал! А потом, ведь и Адам – плод фантазии, легенда, не подтвержденная наукой, так что…
Патер Филипп, побагровев, вскочил на ноги.
– Вы, молодой человек, я уверен, не читали Священное писание, поэтому не говорите о том, чего не знаете!
– Я его читал.
– Оставьте, падре, не связывайтесь с ним, – успокаивал Ферид-бей. – Я знал, что в Албании есть люди, не умеющие писать, но, теперь вижу, некоторые здесь даже и читать не умеют!
Юноша вспыхнул, но не сдался.
– В Албании, господа, много людей, умеющих не только писать и читать, но и думать! – отпарировал он. – Просто иногда, как я вижу, люди на склоне лет снова начинают вести себя как дети. Les extremes se touche.[77]
В зале воцарилась напряженная тишина. Вехби-эфенди растерялся. И зачем только он пригласил этого заносчивого мальчишку? Что делать – прогнать его или доложить завтра Мусе Юке, пусть проучит его как следует?
Положение спас Нуредин-бей. Он поднялся с бокалом шампанского в руке, веселый, словно ничего не произошло.
– Господа! Давайте оставим этот спор. Ферид-бей любит поспорить, ты ему слово, он тебе два, но сегодня мы собрались, чтобы повеселиться и выпить за здравие новобрачных. Выпьем же за них! До дна!
Все встали, принялись чокаться.
– Собирай вещички, готовься в Порто Палермо, – прошептал дерзкому юноше приятель.
– Ну почему ты такой простофиля? – сердился второй.
– Простофиля, говоришь? Это потому, что я говорю вслух то, что вы думаете про себя, да боитесь сказать?
– Совсем нет, но куда тебе тягаться с ним! Ведь он же умница, каких мало!
– Да уж действительно, был бы умницей, если бы не был так уверен, что он редкостный умница.
– Ты своими подковырками ничего не добьешься. У него меткий глаз и острый язык.
– Ну и что? Должно же у человека быть что-то святое, убеждения, которые он не станет высмеивать! А если у него ничего нет за душой, если ему все равно, над чем насмехаться, то он ничего не стоит, пусть он самый умный-разумный!
– Ты прав. Высмеивать, конечно, можно, но для нас это не самоцель. А он ради острого словца сам себя поднимет на смех.
– Ну, над собой-то пусть смеется, а над Наимом не позволю!
– Правильно ты его! – одобрительно сказал приятель, что сидел напротив.
– Правильно, неправильно, а сегодня вечером собирай вещички! – засмеялся другой.
– Давайте выпьем за наше здоровье, за королевскую чету и так уже много пили.
Во главе стола разговор принял иное направление.
– Я слышал, Ферид-бей, вы помирились с епископом.
– Да, падре. Мы с епископом всегда сможем понять друг друга, потому что говорим на одном языке. Оба мы убеждены, к примеру, что человек, написавший музыку к «Дон-Жуану», сделал для людей гораздо больше, чем изобретатель телефона.
– Вы глубоко правы. Духовные ценности выше материальных. Вот этого не может уяснить современная молодежь Албании.
– Потому и необходимо создать круг избранных, интеллектуальную элиту, чтобы она повела народ к духовному возрождению, – проговорил Вехби Лика.
– Наших интеллигентов больше покер интересует, нежели вопросы культурного возрождения, – посетовал издатель журнала, супруг очаровательной дамы.
– Надо как можно скорее создать организацию зогистской молодежи. Она займется такими интеллигентами, – сердито заявил издатель газеты, супруг полной дамы.
– Такие проблемы не решаются насильственным путем, – возразил Ферид-бей. – Больше школ, больше книг – вот что нам нужно.
– Ну, что касается школ, то здесь мы тоже не сидели сложа руки, – снова заговорил Вехби Лика. – Ныне, в славное время нашего августейшего короля, у нас стало больше школ и больше книг, не так ли, падре?
– Так-то оно так, господин Вехби, – с иронией ответил патер Филипп. – Только что же получается? То у нас школ не было и, естественно, было много безграмотных. Теперь школы есть, а безграмотных стало еще больше. Возьмем книги. Раньше не читали, потому что нечего было читать, сейчас есть, что читать, да не читают!
– Браво, падре! – засмеялся Ферид-бей. – Вообще, мне кажется, господа, Албания больше всего нуждается в юморе. Нужна атмосфера свободного общения, обмена мыслями.
– По ведь у нас под покровительством его высокого величества царит именно такая атмосфера. Вот, например, у нас полная свобода печати, – затараторил Вехби Лика. – Запрещается лишь затрагивать короля, королевскую фамилию, критиковать правительство и его внешнюю политику, а обо всем остальном можно писать сколько угодно.
– Когда Насреддина собирались казнить, ему сказали: «Мы только голову с тебя снимем, а до остального и не дотронемся!» – неожиданно вмешался молодой писатель.
Все прыснули со смеху.
– Ну все, Порто Палермо тебе обеспечен, – прошептал приятель.
– Да оставь ты Порто Палермо, подумаешь, это тоже Албания, – возразил другой, сидевший напротив.
– За правду я готов в ад, не то что в Порто Палермо.
Когда с ужином было покончено, между «молодыми» и «стариками» вновь разгорелся спор о жгучих проблемах албанского народа. Хотя можно ли сказать «разгорелся»? Говорили так спокойно и мирно, словно и не были решительными противниками.
Разговор начал Вехби-эфенди, не упускавший случая выразить свой верноподданнический восторг.
– Мы в последнее десятилетие движемся гигантскими шагами по пути цивилизации. Его высокое величество трудится не покладая рук, пытаясь вывести из отсталости нашу страну. Но что поделаешь, народ – это темная, забитая масса. А если добавить к этому все те пороки, которые мы получили в наследство от Турции, то можете себе представить, как трудно нашему августейшему монарху. Я прочел как-то статью Люмо Скэндо, он хорошо сказал о пашем положении: «Многовековое турецкое господство умножило наши пороки и уменьшило достоинства. Оно усугубило такие качества, как леность, грубость, фанатизм. Мы продавали себя за грош и губили других за еще меньшее вознаграждение. Албанец деградировал совершенно…»
– Неправда! – перебил патер Филипп. – Албанцу свойственны прекрасные качества: верность слову, мужество, гостеприимство…
