Дети почти никогда не дерутся между собой. Большинство занято на хозяйстве, а время для игр, которого не так уж много, жалко тратить на свары. Вот толпа малолеток приволокла из леса какие-то мохнатые пуки, сложила их грудой и скорее к откосу. Они там в гончарную мастерскую играют. А один балбес спорит, говорит, что надо прекратить пачкаться, надо делать лодку.
Замечательно. Иди сюда, малыш!
– Как тебя зовут?
– Карасик, – нет уверенности, что именно эту рыбу имели в виду авторы детского прозвища. Мишка затрудняется с аналогиями. Просто так воспринимает.
– Ты умеешь делать лодки? – Пареньку на вид около десяти. Крепенький, как и все не умершие во младенчестве.
– Видел, как делают, и помогал.
Мальчишка уверен, что этого достаточно. Что же, проверить несложно.
– Я готов помогать тебе, если ты возьмешь меня в свою игру, – интерес к судостроению приключения под парусом, оказывается, не отбили.
– Тогда скорее пойдем жерди заготавливать, пока мама меня за прошлогодними шишками не послала.
Интересоваться тем, для чего могут быть нужны прошлогодние шишки, не стал. Встали и пошли.
Мальчишка многого не знал и не умел. Ну, на то и Мишка рядом. Заготовили жерди, срубив стволы молодых деревьев, которые сильно смахивали на осину. Согнули их, следуя местной технологии, распаривая в горячей воде, что в глинистом бассейне согрели раскаленными в костре камнями. Собрали каркас, скрепив растительными волокнами. Трава, что для этого использовалась, для Мишки была откровением.
Самое интересное – работа с корой. Она в это время от стволов отделяется неохотно. Ее пришлось сшивать корешками одного вида ели, на который уверенно указал Карасик. А тут – свои хитрости. Как стежок положить, как конец шва закрепить…
Герметизация сосновой живицей – тоже не верх совершенства. Липучесть и пластичность у этого материала явно избыточные. Потом выяснилось, что диаметры элементов каркаса для их небольшой лодки слишком велики, что гнезда в местах пересечения продольных и поперечных ребер выбраны неверно. Это уже когда взрослый народ над сооружением издевался. А оно оказалось способным плавать, так что тетка Грозный Голос катала в ней Кряна и складывала туда ракушки, что собирала со дна.
Забавно живут первобытные. Необычно. Вот, скажем, нет в местной торговой сети молока. Ну не завозят в последнее время. И детишки дудолят мамок, хотя уже и ходят, и разговаривают, и даже по хозяйству взрослым помогают. Могут и не у своей перехватить, их даже угощают, когда разопрет. А если отравился кто, то и для взрослого мужчины женщины племени полстаканчика нацеживают, чтобы смешать с угольком. Дикари!
Или парень из Полуденных Выдр приходил на челноке Сайку сватать. А та не хочет за него. Всем племенем думали, как быть. Отдали вторую жену Одинокого Кролика. В приданое – челнок, шатровое покрытие, добавили горшков, провианта всякого. Получил гость не только женщину, но и сыночка. И еще кого-то в животике новой супруги. Питамакан еще ножик отдал. Не самый лучший, но сталь всегда острее камня.
Полуденных здесь считают своими родственниками, хотя и дальними. Один язык.
Молодой охотник пришел из племени Белого Хоря. Про таких тут слышали, но мало. Речи его не понимают, что человеку нужно – никто не знает. Пожил неделю, подкормился, повеселел и ушел на восток. «Спасибо» и «до свиданья» выучить успел. Объяснил, что ищет человека, и показал, что тот хромает на левую ногу и кривой на правый глаз. Такого никто не припомнил.
Лунный Лучик умер. Тело старика унесли в лес и оставили на съедение зверям. Был человек, и не стало. Никто не горевал. Вещи, что от него остались, поделили, выбросили или сожгли.
Мишка насчет парусной лодки все еще не успокоился. Инструменты у него теперь толковые. А что понадобится, так сделает. Вытесал из лиственницы брус. Это для киля. По концам поставил вертикально штевни. Соединил это деревянными гвоздями. Буравы у него теперь имеются, стамески тоже, а уж топориком он управляет уверенно. Укосинами эти штевни закрепил, наставил гнутых из жердей шпангоутов, стрингеры приспособил по здешней науке. И корой обтянул. Не зря он «играл» с Карасиком, терпя насмешки взрослых.
Он умело использовал местные материалы, руководствуясь своим туманным представлением о кораблестроении. Мачту поставил толково. Он под нее и гнезда, и крепеж сразу же в конструкцию заложил.
Не челнок, конечно, получился – тяжелая лодка, так что на воду спускали вчетвером. Выглядит устойчиво. Уселся, оттолкнулся и поплыл, подгребая веслом. Не каноэ, но двигаться можно. Потихоньку. Поставил парус, нормально идет! Попробовал повернуть, получается! Главное, идет туда, куда направлен нос. Не врут, однако, про роль киля. Ну, а теперь надо попытаться лавировать.
Поворотил так, чтобы ветер дул справа-спереди. Рей повернул соответственно. Получается. Круче взял, да так помаленьку «заостряя» угол, и катился, пока не началось снижение скорости. В общем, если градусов шестьдесят от направления на источник движения воздуха, то все выходит. А чтобы славировать, надо повернуть на сто двадцать и поймать ветер с другого борта. Кажется, он ничего не напутал. Только его прямой парус на какое-то время прилепило к мачте. Но инерции движения корпуса хватило для завершения маневра.
Следующую попытку он будет делать с треугольным парусом, натянув его между вершиной мачты и низкорасположенной жердью. Если ему не изменяет память, это называется бермудским парусом и применяется для разных поворотливых посудин. Потренируется, поучится, исследует. А уж потом можно будет мечтать о тканом парусе. С кожаным намаешься!
В общем, есть у него теперь две отдушины – незамысловатые радости жизни. Стрельба из лука и парусный спорт.
Глава 33
Зимовка
Сайка много пишет. Стопочка листов коры с плодами ее трудов заметно подрастает. Айн нередко читает эти опусы, а потом его жены негромко обсуждают их содержание. И другие лапушки к ним заглядывают, учат буквы и тоже читают записи. Не иначе, девушка женский роман сочиняет. Мишке неинтересно. Он в мужской шатер заглядывает. Там старшие про всякие страсти рассказывают. Про змею, которая землю то глотает, то извергает, отчего на земле-страдалице разные непотребства случаются. Снега или засухи и всякое другое прочее. Это у них типа эпоса, мифология древних. Нет на них собирателей фольклора! Но здесь хотя бы не щебечут, не шепчутся, не хихикают. Рассказчик изредка взвоет или загробным голосом произнесет что-нибудь вроде: «Тогда рассердился он и плюнул огнем. Разлетелись от этого огня искры и стали звездами».
Чушь, конечно, но откровенная, без воздыханий или жалоб. Описываются действия и их последствия. А про эмоции – просто для связки вставляют. Скучает народ. Зима выдалась гнилая, тоскливая. Снег тает, едва долетев до земли. Иней однажды видел.
Женщины все больше толкутся под навесом возле Мишкиной землянки. Руками машут, ногами дрыгают, задами вертят. Это Айн им про аэробику что-то втолковала. Он раз услышал краем уха про это, да и про многое другое. Бесстыжие бабы эти кроманьонки! Рассуждают про то, как с мужиком так управиться, чтобы тот потом почаще домогался. Или чтобы не слишком утомил, если он не совсем в форме. Обмен опытом.
А гимнастика им не помешает. Толстухи ведь в основном. Это наверняка связано с тем, что период «дойки» у них прекращается только на период зачатия и беременности. Отчего кушают они обильно, ну а там одно за другое цепляется, и хорошие фигуры встречаются нечасто. У девственниц да у таких непосед, как его Айн.
Мишка сейчас бездельничает вместе со всем родом. Разговоры разговаривает или чужие слушает. Знакомится с родней, одним словом. Все «золото», что удалось собрать, пока было тепло, пережег, растолок и, рассыпав тонким слоем по плите, несколько суток калил на воздухе, помешивая. Все ему не дает покоя мысль о сере, что остается в железе. Вот еще и таким образом пытался избавиться от нее. А пока идет
