поршнем всегда загоняет в зону сжатия количество топлива, равное объему его цилиндра. Цилиндра насоса. Игры ходом поршня в процессе работы приводят к поломкам. Не придумался ему правильный механизм для реализации такого замысла. Сплошные рогопеги.
Создание этого устройства оказалось возможным после того, как углежогные колонны начали выдавать скипидар. Это первое жидкое топливо, доступное Мишке в количествах, позволяющих заливать его в топливный бак. В зависимости от того, какую древесину перерабатывают, случается, что в день и десяток литров нагонят. Но поскольку лучший уголь для металлургов получается из лиственных пород, то такое случается нечасто.
Именно эта жидкость выходит из комлевых частей сосновых выворотней после длительного относительно слабого нагрева. На следующем этапе подкочегаривают в топке и дожидаются вытекания смолы, но это отдельная история, как и следующее за ней прокаливание. Кстати, из березовой коры, которую заправляют отдельно, вытекает отличный деготь. Его сразу пустили для увлажнения подшипников бревнодорожных тележек. Так вот, без этого компонента браться за дизельные дела тоже было бессмысленно. Без смазки ничего не выйдет, он это знает наверняка.
На большой размер или многоцилиндровость даже не замахивался. Отливки он может себе позволить ограниченного размера. Маховик, два параллельных соосных диска с перемычкой на краю окружности, полировка внутренней поверхности литого из стали цилиндра, уплотнительные кольца – все делалось впервые. Привод топливного насоса дался ему особенно тяжело. Кинематические схемы – не его конек. Даже клапан, перекрывающий канал впрыска топлива, как-то легче прошел. Кажется, что-то в этом роде называют форсункой.
Выхлоп через отверстие в боку цилиндра, что открывает поршень после хода назад, а еще дальше – впуск воздуха. Ни малейшей потуги на четырехтактную схему Мишка себе не позволил: система привода клапанов – это слишком сложно. Изготовление шестерен для него – задача неразрешимая.
Первый пуск, фонтан дегтя – и переделка защитных кожухов. Когда отмылся. Долгий подбор синхронизации впрыска с положением маховика, первый выхлоп – это было просто счастье. А потом доводочные работы, вылившиеся в полную переделку кинематики. Дизель – он на картинке прост. Нет, хрестоматийных проблем Мишка избежал, поскольку они широко известны. Качество сопряжения поршня с цилиндром и форсунка его ни разу не подвели, как и собственно топливный насос. С трудом оптимизировал взаимодействие подвижных частей: в моторе слишком многое должно крутиться и качаться. Причем согласованно.
Уверенно заработала третья модель. А потом выяснилось, что хрестоматийные проблемы он обошел только в своем воображении. Перегрев цилиндра и стремительный износ колец, необходимость вкладышей в подшипниках скольжения, слабость крепления маховика – и снова все перепроектируется. И никуда не деться от подшипников качения. Роликовых, понятное дело. И радиальных, и упорных. Как совместить эти функции – пока не придумал. В смысле – знает, как надо, но не знает, как сделать.
Чего не отнимешь у этого периода – было очень интересно. Полтора года как корова языком слизнула. Жены родили ему девочек, Крян выучился читать и задавать вопросы про всякие железки, как-то все вокруг менялось потихоньку, и моторчик устойчиво заработал. Хорошо!
Оценить мощность дизеля смог только приблизительно. От полутора до трех с половиной лошадиных сил этот агрегат выдаст, когда выйдет на режим. Одиннадцатиметровый швертбот, с приводом от него на водомет, летит стрелой. Специально измерил – десять километров в час. Надо сказать, что индейский мастер забавно совместил в этой конструкции Мишкино пожелание заострить нос и корму со своим представлением о пропорциях челнока для дальних путешествий. Получилось очень узко, всего метр ширины посередке. Очень валкая лодочка, если не выдвинут шверт.
Что же, пора собираться в дорогу. Маломерное судно класса «река – море» прекрасно ходит под парусом, при нужде можно хоть веслами поработать, хоть с педальным приводом потихоньку пробраться узкими местами. Запасы топлива и запчастей на борту имеются, емкости для пресной воды, тесная каютка на двоих. Сайка его одного не отпускает, а ему с ней будет веселей.
Жене сейчас лет семнадцать или восемнадцать. От той задумчивой рассеянной девочки, какой она была при их первой встрече, ничего не осталось. Среди тех, с кем Мишка общается регулярно, она, пожалуй, самая цивилизованная. Во-первых, читает и считает лучше всех. Во-вторых, все его брошюрки не по разу переписала и задала очень много вопросов. Над ответами они работали вместе. Знает несколько фраз по- испански, это ее матушка обучила. И еще может объясниться не менее чем на четырех индейских языках, не считая выдрского.
Свой испанский она «освежила» с Облачком Тьмы, что приезжал с юга. На кривобокой карте Северной Америки, кое-как нарисованной Мишкой по памяти, они совместными усилиями поставили отметку колонии Сан-Агустин. Попали действительно в северо-восточную оконечность Флориды.
Так вот, о путешествии. Мишке нужно выяснить перспективы разжиться нефтью. Про то, что где-то на побережьях Мексиканского залива что-то такое встречалось, он помнит точно. И в Техасе – это где-то за Миссисипи. Но сколько ни спрашивал у людей, посещавших Тамбов, ничего похожего никто не помнит. Нужно ведь не просто знание, что на глубине в десятки или сотни метров находится мощный нефтеносный пласт. Нужен выход на поверхность, который замечали люди.
А на скипидаре не очень-то много наездишься. В том смысле, что «добыча» этого вида топлива скудна. Что же касается множества разных затей, так все. Нету больше. То, что припомнил, записал на бумаге. Даже из химии все свои познания изложил и периодическую таблицу нарисовал, пусть и пустую на девять десятых, но со всеми пояснениями, на которые был способен.
Людей, которых в той или иной степени можно назвать учениками или восприемниками, здесь сейчас почти два десятка. Про пряжи и ткани уже скоро два года никто ничего у него не спрашивает, а парусина выделывается и полотно для одежды. Деревянные дороги строят, перекладывают, ремонтируют сами. Минералогическая коллекция такая, какой и серьезный музей позавидовал бы. Владеют аборигены и методом научного тыка, и накрытием площади возможных вариантов, и приближением к нужному результату методом артиллерийской вилки. Алхимическая наука не остановится.
Карасик теперь редко подходит к плавильным печкам. У него целых четыре своих, исследовательских. Процедуру изысканий они с Мишкой используют нехилую. Каждый незнакомый камешек ее проходит. Измеряют твердость по царапанию нескольких «реперных» материалов, определяют плотность. Потом размалывают и проводят прокаливание без воздуха при четырех разных температурах. Потом – на воздухе, потом с углем и, наконец, с известью. Не один образец при этом в работе, а для каждой проверки свой тигелек. Контролируют и растворимость результата, и изменение массы. Когда работают в закрытом сосуде, то газ из-под крышки отводят через змеевичок и следят, не накапает ли чего после конденсации. И через воду пропускают – вдруг какой-то раствор получится?
Прокаленные сами по себе порошки тоже потом смешивают и с углем, и с известью и опять ставят на огонь. Тут если на каком-то этапе что-то любопытное обнаружилось, так еще всячески исследуют этот камень. Толченый, естественно. В общем, перебор вариантов, конечно, а куда деваться?
Успехов на этом пути не много. Редко получается что-то интересное. Но, скажем, размутили в воде золу, профильтровали, а то, что получилось, – выпарили. Вышло нечто. И, глядя на это нечто, Мишка вспомнил слово «поташ». И даже формулу написал. Калий два це о три. Прорезается иногда в памяти что-то, когда-то в нее заложенное. Особенно важно то, что именно атомную массу калия Мишка сразу вспомнил – тридцать девять. Значит, есть формула имеющегося у него вещества, про которое он знает все. И из этого вещества варят мыло. Оно не хочет твердеть, почему его и хранят в крыночках. Но отмывает хорошо.
Также удалось установить, какой нынче год от Рождества Христова. Тысяча шестьсот двадцатый. Может быть, память его подводит, но примерно в эти годы британцы начали систематическое проникновение в Америку. И он точно помнит, что прибытие «Мэйфлауэр», с которого США отсчитывают это событие, произошло осенью. Что же, все, что он мог сделать для того, чтобы встреча колонистов с местным населением была не слишком безоблачной, он сделал. Там, в береговых поселках, даже транспаранты заготовлены со словами «GO HOME» и «PRIVATE», впрочем, в последнем слове может быть ошибка, не слишком точно помнит он, как пишутся слова этого языка. Главное, их не примут за приветствие.
Конечно, наивно полагать, что эти потуги решат все проблемы, однако никаких других возможностей помешать европейцам обосноваться в этих местах он не имеет. Или они не пришли к нему в голову. Так что
