хоть что-то измерить? Напряжение, например.
Одноименно заряженные предметы отталкиваются. Замечательно. Строим электроскоп. От потертого об голову стеклышка он срабатывает, а от гальванической пары – нет. Прекрасно. Берем стопочку этих самых пар, и, кажется, лепестки «прибора» дрогнули. Или нет? Еще выше стопочку – вот теперь точно, чуть-чуть, но определенно, есть реакция тонких листиков. Хорошо. Задача проясняется. Он имеет дело с крайне слабым воздействием. Маловато прикладывается разности потенциалов электрическим полем, созданным его гальванической батареей, для того чтобы отклонить «бумажки» раскатанного в тонкую фольгу золота.
Задача переходит в знакомую ему область. Точно. Кулон ведь для изучения взаимодействия зарядов применял крутильные весы, то есть устройство безумно чувствительное. И возиться с ним ему пришлось, наверное, долго. Но он решал научную задачу и получил результат, Мишке уже известный. Нет ни одной причины повторять это путь.
Помнится, после открытия гальванизма ученые много работали с электролизом, открывая новые элементы. При этом измерениями тока и напряжения они вроде как и не интересовались. Обидно. Все, что знал в этой области, он четко описал в одной из своих давних брошюрок. И ведь, наверное, ее не раз переписали, но никто ничего не предпринял. Может быть, кто-то из Толкущих Камни пытался что-то разлагать током? Хоть бы и ту же поваренную соль. Непохоже. Прибежали бы, позвали, показали.
От ощущения безмерности предстоящей работы стало не по себе. Надо собраться с мыслями и построить четкий план. Эх, полмира за примитивный вольтметр, а лучше – тестер. Старый добрый стрелочник, наподобие того, что пылился в гараже. Ну не меряется ток линейкой! И на весах не взвешивается.
И, чтобы создать измерительную базу, ему придется конструировать амперметр, принцип действия которого он помнит смутно. Рамочка с током, магнитик, подвесы, стрелочка – точная механика, с которой он никогда не дружил. Тоска.
Который день Мишка слоняется по Тамбову. То в одном поселке пообедает, то в другом заночует. Плохо ему. Возникло важное дело, взяться за которое остро необходимо, но непонятно, с какой сторону к нему подступиться. Нет, он не одинок в своих странствиях. Охраняющая его тройка никуда не девается. Идут неподалеку и, конечно, больше не делают вид, что они тут случайно. Изредка сменяют друг друга. В смысле, что вместо одной тройки появляется другая.
А путь ведет по произвольным тропам, куда ноги понесут. То любуется тыквами, то – работой корзинщика. Вот ребятишки подновляют обваловку дерьмоотстойника, куда ручеек приносит фекалии от поселка козодоев. Тут племенное стадо, ну и обучение методам ухода за скотиной. Город Тамбов состоит, наверное, из сотен крошечных деревушек, где живут от одного до полусотни человек. Многие поселения расположены вдоль бревнодорог, но, скажем, большая пасека от торных путей далеко. Или вот тут несколько ткачей живет. Вкусно пахнет маисовыми лепешками.
А здесь длинный пологий травянистый склон, вдоль которого под горку несется толпа дикарей и тащит увеличенную в десятки раз копию того самолетика, что он как-то слепил из перьев в Нижнем Поселке. Подлет, планирование, чирк об склон и снова подлет. Планирование на этот раз чуть дольше, посадка. Слабенько, зато без жертв. Толпа уже затаскивает игрушку обратно наверх. Детишки забавляются. Хотя индейцы – они и есть дети природы. Отсюда плохо видно, чем обтянут планер, тканью или бумагой. Но перьев в обшивке не наблюдается. И конструкция явно испытывает трудности с собственной прочностью, такое впечатление, что если толпа перестанет это держать, то оно сильно изменит форму. По-видимому, ляжет на грунт значительно большим количеством точек своей поверхности.
Свернул правее, тут утоптанная тропинка. Красивый вид на соседнюю долину. И что-то незнакомое. Вернее, знакомое, но для данного времени нехарактерное.
Вагон стоит на рельсах. Деревянные брусья лежат на вполне узнаваемых шпалах. Метров полтораста полотна выровнено четко по горизонтали. Колея широченная, больше человеческого роста. Они что, собрались корабли из речки в речку перевозить? С них, пожалуй, станется. Но колеса-скалки для этого не годятся. И без толку их выстраивать сплошной чередой на каждой стороне вагона. В его время по два колеса, закрепленные на одной оси, собирали в тележки по паре таких осей. Ставили по одной такой тележке с каждого конца вагона. Тогда нагрузка на каждое колесо примерно равная. То есть вес вагона распределялся на восемь точек опоры. И диаметр самих колес требуется больший, чтобы они не вдавливались в рельс, образуя ямку, из которой их надо выталкивать. Тогда поверхность соприкосновения возрастает, а удельное давление на рельс – снижается. Нарисовал, отдал мужчинам, что с интересом поглядывали в его сторону, объяснил, в чем загвоздка.
Экспериментаторы, понимаешь. Бревнодорожники вообще-то не самые образованные люди среди тамбовцев. Читать из них умеют не многие. Сосчитать предметы – это могут, а вот простейшие вычисления им, как правило, не под силу. Неважно эти кадры подготовлены. Однако сообразили, что монорельс уже не всюду хорош, до колеи и шпал додумались, а вот дальше пробуют, варианты перебирают. Как ни крути – прогресс. Метод проб и ошибок на марше.
– Скажи мне, Хвост Кролика, как охотники, что сменяют вас, нас разыскивают? – Мишкино смутное сомнение наконец оформилось в ясный вопрос. – Неужели они идут по нашим следам и расспрашивают по дороге других индейцев?
– Нет. Мы сообщаем им, где находимся, – отвечает старший наряда телохранителей.
– Разве они способны услышать голос за многие километры?
– Не голос, а сигнал трещотки, – индеец достал из сумки большие деревянные щипцы и протянул Мишке.
Забавная конструкция. Металлические губки, между которыми зажат закрепленный там камень, острия от них направлены навстречу друг другу, но зазор между ними имеется. Одна из ручек толстая, коробчатая, с чем-то внутри, вторая – просто рычаг, хотя от него в соседнюю ручку идет гибкая проволочка. Нажал и увидел, как проскочил короткий искровой разряд. Звук откровенно слабенький.
– Непонятно, как это можно расслышать издалека.
– Такой штучкой, – Хвост подал деревянный пенал без одной стенки. В ней керамическая трубка, катушка с молоточком и стопочка пластинок, слепленных на манер того самого гальванического элемента, с которым он недавно упражнялся. И до Мишки доходит вся степень его тупости.
Обыкновенная бытовая пьезозажигалка для газовой плиты, исполненная с использованием, как он понимает, куска кварца, или что тут они нашли, это искровой передатчик. Если этот штырек воткнуть в землю, а эту проволочку забросить на дерево, то послать сигнал можно на несколько километров.
Приемник – когерер. Жаль, что азбуку Морзе он не помнит. Буквы «А», «О», «С» – написал в свое время по памяти, а остальные придумал. Случилось это несколько лет тому назад и давным-давно надежно забыто. Ну не радист он, да и те в его время точками и тире, считай, уже не пользовались. Микрофон, динамик.
– А как далеко можно связаться при помощи трещоток? – Есть у Мишки вопросики.
– Когда разведка уходила на день пути, то по дороге расставляли пять трещоточников. Тогда командир сразу знал, куда пошли испанцы, и решал, где готовить засаду.
Вот как! Оказывается, радиосвязь широко использовалась при боевых действиях на южном направлении. Пусть и всего на несколько километров, но общение через эфир происходило регулярно. Даже образовалась определенная культура – набор приемов применения. Вот ведь! А он ничего не знал, закапываясь с головой в свои замыслы.
– Скажи, кум Хвост, кто делает эти трещотки?
– Серая Скала.
– А далеко это отсюда?
– В лощине, что рядом с вершиной Самой Высокой Горы. Дня за два можно дойти, – индеец подумал, видимо сравнивая свои физические кондиции с Мишкиными. – Или за три.
Серая Скала оказалась ничем не примечательной индианкой. Наверняка не раз видел ее в Водопадной Долине – лицо знакомое. Примечательным оказался ее дом, построенный между невысоким скалистым обрывом и развесистым деревом, растущим у его подножия. Это сооружение, сразу видно, много раз увеличивали, пристраивая к нему дополнительные помещения. Внутри это выглядело еще более бесформенно. Огромное пространство, освещаемое проникающим откуда-то сверху дневным светом, было заставлено козлами, на которых громоздилась всякая всячина.
