нему левую руку, сейчас торчало из его щита. Следовавший за первым всадником попытался его добить, но Андрея спасло то, что от удара он все же отклонился назад и вправо, поэтому копье пролетело мимо, всего в нескольких сантиметрах, а в следующее мгновение он уже вырвался на свободное пространство: что ни говори, но в стычках небольших отрядов нет глубоких боевых порядков.
Бешено рыча, словно медведь-подранок, и неистово вращая глазами, он осадил своего коня, заставив того буквально опуститься на пятую точку, – не будь опять же этого седла, он просто съехал бы на землю. Но нет. Удержался. Его конь, получив шпоры, с вывернутой влево головой буквально в прыжке повернулся на сто восемьдесят градусов, так как Андрей, невзирая на острую боль, разрывающую левую руку, резко потянул повод влево, разворачивая коня, а со следующим посылом шпорами конь, вращая яблоками глаз не менее бешено, нежели хозяин, рванулся в гущу бьющихся сейчас насмерть людей.
Как оказалась в его руке шашка, он так и не понял, да и понять сейчас что-либо было весьма сложно, потому что по всему выходило, что у него весьма серьезное ранение и он должен был как минимум выйти из боя или попросту потерять сознание, но ничего подобного – он продолжает оставаться в седле и действовать на одной только злости.
Влетев в гущу сражавшихся, он тут же выискал для себя противника и, не заморачиваясь тем, что тот сейчас находится к нему спиной, рубанул его от души, с оттягом, сам удивляясь тому, как легко поддается кольчуга, сыпанув кольчужными кольцами, рассеченная могучим и умелым ударом, а клинок с мерзким скрежетом и хрустом входит в плоть, обдавая своего хозяина кровью. Этот готов. Вот еще спина. Шпоры коню, тот прыгает вперед, а Андрей наносит колющий удар в спину, кольца кольчуги раздаются в стороны, и клинок находит то, что искал, – горячую кровь и упругую плоть, но вот только он не спешит покинуть теплое, уютное тело и жадно пьет кровь поверженного врага.
Когда Андрей наконец извлекает из тела застрявший клинок, то видит, что биться больше не с кем. Часть дружины барона д’Ардре, нахлестывая коней, пытается уйти, но их преследуют люди Андрея. Последнее, что замечает он, – это то, что среди всадников, преследующих убегающих, чуть не половина – воины какие-то мелковатые, они споро перезаряжают арбалеты и, прицелившись, пускают болты в спины убегающим. Откуда новики взяли коней? Когда успели? Все потом. Его вдруг накрывает темнота.
В себя он пришел оттого, что кто-то брызгал ему на лицо водой. Как ни странно, но ни кругов перед глазами, ни одуряющей слабости он не испытывал, вот только тупая ноющая боль в руке. Бросив на нее взгляд, он замечает, что рука, уже взятая в лубки, покоится на его груди на перевязи. Сам он в сидячем положении, разве только слегка откинулся на спину.
– Как вы, милорд? – Джеф смотрит на него очень серьезным и озабоченным взглядом.
– Бывало и лучше, дружище. Что, сильно меня?
– Не то слово. Похоже, кости сломаны, да еще и сустав задело. Как бы… Хм-м-м. – Андрей краем сознания припоминает, что когда он дернул повод, разворачивая коня, то услышал глухой хруст, а потом рукой он уже не пользовался, взяв коня в шенкеля.
– Говори.
– Видал я такие раны. Как бы вам без руки не остаться. Кости ажно мышцы порвали и наружу вылезли.
«Да-а, дело дрянь. При местном уровне медицины и обычный-то перелом – большая проблема, а если еще и сустав поврежден… Пожалуй, если рука просто потеряет подвижность – это уже будет большая удача. Черт, руку терять не хочу…»
– Варианты есть? – все же задал он мучивший его вопрос.
– Ну обнадеживать вас не хочу, да только недавно в Пограничное переселилась одна старуха, так про нее просто чудеса рассказывают. Но как оно на самом деле, не знаю.
– Старуху инквизиторы притащили?
– Да. Сэмюэль.
– Тогда, может, и не врут. Ладно, в любом случае времени нет. Сколько я пробыл без сознания?
– Часа два, не больше.
– Из людей барона кто-нибудь ушел?
– Если бы Робин не озаботился, чтобы коневоды вовремя привели коней, то, может, и ушли бы, а так… Он посадил в седла два десятка из тех, что в степи побывали. Парни со степняками на скаку в прятки со смертью играли – что им попасть в спину улепетывающего всадника? Кто послушал окриков, остановил коней и сдался, остался жив, кто нет – так и нет. Даже за урез холма уйти не успели.
– Эти сорванцы в своих-то не попали? – вспомнив начало схватки, поинтересовался он.
– Есть такое. Якову плечо пробили. Я его ему в услужение определил, пока тот не выздоровеет, ну а вернемся – еще и Робин добавит от щедрот. Но молодцы. Если бы не они, все куда хуже было бы.
– Значит, в замке ничего не знают. Это хорошо. Что с потерями? – наконец задал он не менее важный вопрос, который его мучил, но главным было неведение оставшегося в замке гарнизона.
– Пятнадцать человек убиты, двадцать тяжело ранены, но, может, все выкарабкаются, если хорошим лекарем озаботимся, остальные в строю. Мальцы все целы.
– Что люди барона?
– Было их сто пятьдесят, в плен мы взяли шестьдесят три, из них легкораненых и невредимых только двадцать два, из остальных даже если половина выживет, и то удача будет.
– Да-а-а, повоевали. Что барон?
– В сердце. Наповал.
– Плохо. – При этих словах Джеф удивленно задрал бровь: кто, как не сам же Андрей, и убил его? – Хороший, как видно, был человек. Ну да и выхода иного не было. Хотя я надеялся, что только ранил его. Теперь слушай меня внимательно. Переоблачишь в доспехи людей барона всех дружинников, что в седле, и мальцов, сам наденешь его доспехи, вы вроде одной комплекции, с десяток наших поведете в качестве пленных. Не думаю, что оставшиеся в замке усомнятся в победе барона, так что ворота вам откроют. Когда окажетесь во дворе, бьете всех, кто выйдет встречать, – скорее всего, там будет большинство гарнизона. Сколько их там, выяснили?
– Ровно пятьдесят, под командой капитана.
– Хорошо. После этого люди должны будут разделиться на тройки, два бойца впереди и сзади, и посредине стрелок из лучших, Брук и Робин укажут. Прочесывать замок только в таком порядке. Не геройствовать, по возможности давать работать стрелкам, даже в рукопашной постараться подставить противника под выстрел. Все должно быть быстро и желательно без потерь. Ну а там как сложится.
– Так вы изначально хотели захватить замок в одиночку? – В удивлении Джефа не было ничего необычного. К этому замку не раз и не два подступали с куда более значительными силами, в десятки раз превосходящими дружину Андрея, но твердыня стойко выдерживала все нападки.
– А ты думаешь, что король простил бы мне мою выходку за что-то меньшее? Потери, конечно, мы понесли значительные, да вот только сдается мне, что в конном строю, против панцирников, они были бы куда больше. Ты все понял?
– Не волнуйтесь.
– Дальше. Всех раненых на повозки – и наших, и французов, – потеснятся крестьяне, не хватит места – сгружайте зерно. Егеря вместе с обозом уходят в Кроусмарш, на них охрана крестьян, ну и пленных.
– А их-то зачем вести в Кроусмарш?
– Они хорошие воины.
– Думаете переманить их на службу?
– Сомневаешься?
– Да нет. Ничего необычного в этом нет, если только им не придется выступить против французов же.
– Я в эти игры больше играть не собираюсь. Если только сами не нападут. Вообще непонятно, зачем я все это затеял. Прислал бы откуп – и всего делов. Ну да чего теперь-то. Да. Крестьян, которых барон прислал в помощь, часа через два после нашего ухода пусть отпустят. Не дело семьи лишать мужских рук.
– Сделаем. Вы уйдете с обозом?
– Стал бы тогда я говорить про крестьян. Нет. Я пойду с вами и буду изображать пленника, но командовать все равно будешь ты: не хватало еще потерять сознание, а там не должно быть никаких
