— Не совсем, — вмешался Жорж, появляясь в прихожей.
— Ну да! — сказала Женевьева. — У меня было свидание…
— Дай мне сказать, — отрезал Жорж, поворачиваясь к Живралю. — Она его не ВИДЕЛА, она говорила с ним по телефону. Это разные вещи!
Инспектор согласно кивнул, послюнявив карандаш.
— Ясно. — Он внес уточнение в блокнот. — А где он находился в этот момент?
— В своей конторе, в здании «Ума-Стандард» на бульваре Осман… Это на углу…
Инспектор жестом дал понять, что знает это место, и она замолчала, глядя, как он записывает ее слова.
— Вы уверены, что он звонил именно оттуда?
— Это я ему позвонила.
Живраль изобразил понимание, но это выражение исчезло с его лица, когда он, извинившись, наклонился, чтобы помассировать щиколотку.
— Со вчерашнего дня с полудня на ногах. Так что сами понимаете…
— Вижу, вы и воскресенье работаете, — сказал Жорж с той долей любезности, которая должна была показать его демократические взгляды.
— Посменно. Кто-то же должен работать, что бы там ни говорили о полицейских. Те, за кем мы гоняемся, и по воскресеньям не сидят без дела.
Живраль вновь послюнявил карандаш. Женевьева отметила про себя, что у него удивительно белые зубы.
— Ладно, — проговорил он. — С тех пор вы его не видели?
Женевьева покачала головой, делая над собой отчаянные усилия, чтобы не разрыдаться.
— И не слышали о нем? — настаивал Живраль.
— Ни слуху ни духу, — ответил Жорж.
Инспектор закрыл блокнот. Жорж сделал шаг вперед:
— А скажите… Со своей стороны вы выяснили что-нибудь?
— Ничего. Мы только начинаем, месье, — сказал Живраль, показывая на блокнот, прежде чем убрать его в карман.
— Значит, за двадцать четыре часа вы ничего не сделали, ничего не предприняли? Великолепно! Ах! Хороша же полиция во Франции! — рассердился Жорж.
Живраль пожал плечами:
— Мы уведомили больницы, полицейские комиссариаты… Что же вы хотите еще? В субботние вечера этих «исчезновений» столько… тут надо действовать осторожно. Обычно после полуночи все улаживается.
Женевьева поднесла руку к губам, чтобы заглушить крик.
— Я говорю это не для того, чтобы вас обидеть, мадам, — оправдывался инспектор, — но мужчины, а? Вы ведь знаете, что это такое…
Она больше не могла сдерживаться и заплакала, закрыв лицо руками. Жорж, казалось, был в затруднении. Живраль попытался загладить оплошность:
— Заметьте, есть такие, которые возвращаются домой к жене только в понедельник утром… Не надо волноваться. К чему так переживать, мадам? Значит, вы знаете, где он?
Женевьева быстро подняла голову. Она напоминала затравленного зверька. Жорж тут же вмешался:
— Кстати, инспектор, я хотел бы сообщить вам, что… я собираюсь завтра утром в прокуратуру, чтобы предъявить моему зятю обвинение в мошенничестве…
— А… Обвинение в мошенничестве… Но это не по моей линии…
Приоткрыв рот, инспектор смотрел на Жоржа и, вытянув ноги, усаживался поудобней.
— По вашей… Косвенно, поскольку речь идет о моем зяте. Он украл у меня деньги…
— Жорж, умоляю тебя! Месье это не интересует.
— Напротив, мадам. Существует три человека, которым необходимо рассказывать все, абсолютно все: врач, духовник и полицейский… Значит, месье Куртуа украл у вас деньги… И вы думаете, он поэтому сбежал?
— Нет… Он не знает, что мне об этом известно.
— Ага… И вы, значит, собираетесь подать жалобу?..
— Да, именно. Прокурору. Завтра же утром. Я узнал обо всем лишь в субботу поздно вечером.
— Ясно, ясно… — Живраль испустил глубокий вздох. — Следовательно, вы понимаете, месье, что до сего момента мы не могли ничего знать. Но, разумеется, вы считали нужным поставить меня в известность… — Он слегка оживился. — По-вашему, значит, существует некая связь между его исчезновением и мошенничеством…
Женевьева остановила его гневным жестом:
— Никоим образом, месье! Поскольку по телефону он как раз говорил мне…
— Простите, простите… Подумайте, мадам. С точки зрения закона… если он сбежал с женщиной, это не так серьезно, как если он…
— Женевьева! — вмешался Жорж. — Как ты можешь думать что-либо подобное?
Живраль откинулся назад, продолжая внимательно слушать.
— Ты ничего не понял, — сказала Женевьева.
— Теперь ты утверждаешь…
Женевьева в ярости не находила слов. Инспектор наблюдал за поединком брата и сестры. Он вновь достал блокнот. Женевьева заикалась от бешенства:
— Ведь он не знает, что я показала тебе его бухгалтерские книги!
— Однако он знал, что находится в отчаянном положении.
— Вовсе нет! Вспомни, он заверил меня, что дело уладилось, что все идет прекрасно.
— Разумеется. Он намекал на свое бегство.
— Он сказал бы мне об этом, — крикнула Женевьева. — А он говорил мне, что мы будем счастливы вместе! Он и я!
— Чтобы ты ничего не заподозрила! У него уже было назначено свидание с его подружкой!
Женевьева съежилась. Наступило молчание, которое нарушил Живраль:
— Значит, по-вашему, это так называемое исчезновение все-таки бегство.
Еще не остыв после препирательства с сестрой, Жорж обернулся к нему:
— Факты достаточно красноречивы. Мой зять меня обжулил. На то есть доказательства, они у меня в руках. Одновременно этот красавчик назначает свидание своей жене, но сматывается…
— Со своей подружкой… — закончил Живраль.
— Значит, вам известно! — вскричала Женевьева.
— Нет, мадам. Это ваш брат только что сказал. Почему вы не сообщили об этом вчера в комиссариате?
— Минутку, послушайте меня, инспектор, — вступился за сестру Жорж. — Сейчас вы поймете. Она подозревает, что он с какой-то женщиной. Вот истина. И мы хотели, чтобы полиция застукала его и узнала имя этой женщины. Это ведь ясно! Моя сестра хочет развестись. Завтра же мы идем к адвокату.
— Значит, поэтому, мадам, вы… укрылись у своего брата.
— Стоит ли об этом говорить, — сказал Жорж.
— Я понимаю. Но если мадам не возвращается домой, как же знать, не вернулся ли месье Куртуа?
— Вернется он или нет, — завопил Жорж, — моя сестра больше не желает иметь ничего общего с этим бандитом!
Глаза Женевьевы сверкнули:
— Вы что-то знаете, господин инспектор. Он вернулся, не правда ли?
Безумная надежда не покидала ее; она была готова простить. Прежде чем Живраль смог ответить, она горячо заговорила, обращаясь к брату:
— Вот видишь, он вернулся! Ты не станешь возбуждать против него дело. Я продам свои
