— Ее не пробивают пушки. — Синцов дышал табачным запахом над ухом Лугового.
Захлопали противотанковые ружья.
— Они неуязвимы.
— Помолчите, капитан! — резко оборвал его Луговой. Он и сам видел, что противотанковые ружья не причиняли новым немецким танкам вреда. — Вам придется самому пойти в окопы, — помолчав, мягче сказал он Синцову. — Надо пропустить танки и попробовать открыть огонь по корме и по бортам. Возможно, на бортах у них обычная броня. Надо поторопиться, капитан.
— Иду, — поспешно ответил Синцов. — У вас есть спички? — примирительно спросил он. Луговой рассеянно протянул ему зажигалку. Синцов высек, дал прикурить Луговому и Остапчуку и потом, погасив фитилек, снова зажег его, чтобы теперь уже прикурить самому. На молчаливый вопрос в глазах Лугового смущенно ответил:
— Знаю, что глупость, но и никак не могу от этой привычки избавиться. Никогда не прикурю третьим.
Луговой впервые обратил внимание, что лицо у него круглое, расплывчатое. «Должно быть, и в баньке попариться любит».
Уже откозыряв Луговому и потоптавшись на месте, Синцов охрипшим, незнакомым голосом сказал:
— Вы не сердитесь, майор. Мне и отец всегда говорил: «Семь раз отмерь, а один отрежь». Но теперь вы можете положиться на меня…
— Смотрите не лезьте под огонь, — крикнул ему вдогонку Луговой.
Он никак не мог поверить, когда всего через полчаса прибежавший из первого эскадрона связной с порога доложил ему:
— Товарищ майор, убит капитан Синцов.
— Как? — с недоумением переспросил Луговой. «Но теперь вы можете положиться на меня», — пронеслось у него в голове.
— Когда он уже почти перешел через речку, снайпер… Так и остался в речке лежать.
Луговой бросился к телефону, но вспомнил, что проволочной связи с первым эскадроном уже нет.
— Возвращайся и передай комэску Чакану мое приказание вытащить тело капитана из речки.
— Есть, товарищ майор, передать…
Но Луговой уже не слышал его. Раз и другой прозвонил телефон.
— Как дела? — услышал он в трубке голос Рожкова.
Дела были неважные. Немцы наращивали атаку в самом узком месте балки. С командного пункта полка видно было, как с двух сторон танки сжимают горловину. В первом эскадроне, в окопы которого они врезались клином, оставалось не больше двух десятков бойцов, три расчета противотанковых ружей. Но Луговой только и смог ответить Рожкову:
— Синцов убит.
— А-а, — растерянно протянул Рожков. И, подышав в трубке, добавил: — У меня, кажется, есть на примете новый начштаба для тебя.
Колонна тяжелых немецких танков, дойдя до середины промежутка между балкой и хуторами, разделилась на две группы. Под прямым углом танки стали расходиться на правый и левый фланги полка. В клубах черного дыма и снежной пыли тонули и расплывались очертания их могучих корпусов, а белая эмалевая краска, которой были окрашены они, создавала впечатление, что сдвинулись с места наметенные ветром в степи сугробы.
Чакан плотнее прилег к бронебойному ружью. В той группе, которая двинулась на левый фланг, было больше машин. Впереди шли три больших танка, резко отличных от других. Казалось, вырублены они были из сплошного куска металла.
— Второй год воюем, а такие вижу первый раз, — вполголоса сказал Куприян.
— Это и есть «тигры», — небрежно ответил Чакан, хотя и сам был поражен внушительными размерами и видом машин. — Ты бей правого, а я левого. Как подойдут до тех кустов, так и стреляй.
Из пролома в стене сарая хорошо было видно, что танки уже взбирались по склону к окопам первого эскадрона. За спиной Лугового задышал Остапчук.
— До вас прийшлы, товарищ майор.
Оборачиваясь, Луговой увидел Агибалова. Отводя взгляд от его настороженно-бледного лица, он спросил:
— От Рожкова?
— Да. Назначен начальником штаба вашего полка.
— Вот и хорошо, — сказал Луговой. — Прошу вас отправиться в первый эскадрон и лично возглавить оборону горловины. Вас проводит мой ординарец. Но смотрите переходите речку не на повороте, а ниже, за кручей. — Он нашел глазами ординарца. — Понял, Остапчук?
— Поняв, товарищ майор, — неохотно сказал Остапчук.
Он вообще не любил отлучаться от командира полка в горячие моменты боя. Агибалова же, которого ему теперь приказано было сопровождать, он запомнил еще с того дня, как тот отказывался возить в госпиталь раненых на машинах автобата.
Через минуту Луговой уже увидел из пролома в стене сарая черную с белым верхом кубанку Агибалова в извилинах траншеи, опоясывающей сады. Быстрыми шагами, почти бегом, он направлялся по траншее в расположение первого эскадрона. Медвежеватый Остапчук едва успевал за ним.
Под станиной разбитого прямым попаданием артиллерийского снаряда бескрылого ветряка вырыта в земле узкая черная щель. Вырубленные саперными лопатами ступеньки уходят вниз. Автомобильная лампочка бросает на земляные стены желтоватый свет.
— С Рожковым связь восстановлена? — спрашивает Милованов у начальника штаба корпуса.
— Восстановлена.
— Он просит?..
— Нет, помощи он не просит, хотя противник уже третий раз переходит в атаку…
«Гордый! — с невольным уважением думает Милованов. — Из-за своей казачьей гордости попал в беду и теперь хочет обойтись своими же силами».
Заслышав пение зуммера, начальник штаба уходит за перегородку в блиндаже и через минуту возвращается.
— Звонит Мирошниченко.
— Опять?
— Говорит, что все готово.
— Пусть еще подождет.
Милованов щурит глаза на скупой огонек лампочки. Что за народ! Рожков наотрез отказывается от помощи. Мирошниченко, которого все считают непримиримым соперником Рожкова, рвется поддержать его. Милованов считал, что знает своих комдивов, но, оказывается, он знает о них далеко не все.
Он поднимается по ступенькам наверх, смотрит на протянувшиеся с обеих сторон вдоль Длинной балки села и хутора. Там, где балка, суживаясь, превращалась в совсем узкий проход между ними, теперь ревела танковая и противотанковая артиллерия. Но даже в бинокль сквозь сплошную черно-белую мглу трудно было что-нибудь рассмотреть.
Не доходя до кустов, танки открыли огонь. Из жерл, направленных на хутора, блеснули острые язычки. По линии окопов пробежал шорох.
— Стреляй, Куприян! — оглохнув от грохота, крикнул Чакан.
Среди тупых и гулких ударов пушек выстрелы противотанковых ружей зазвучали слабо и неуверенно. Но в развернутой шеренге идущих на хутора танков глаз Чакана уже заметил причиненный ими урон. Два танка остановились, над ними заколыхалось пламя.
— Горят, Куприян! — радостно закричал Чакан.
Однако три головных тяжелых танка продолжали невредимыми идти на окопы.
