двенадцатого. Голубоглазого летчика и Анну сопровождал изумленный ропот, подобный тому, который пронесся по залу при ее появлении в казино. Но, поворачивая вслед им головы, офицеры и откровенно радовались тому, что этот ас увел ее от столика Ланге.
С этой минуты все глаза устремились на ее бордовое с кружевами платье и на ее ноги. Несмотря на завистливое чувство, которое питали все офицеры к асу, их настроение, когда они увидели Анну танцующей с ним, заметно повысилось. Это была но какая-нибудь потаскуха, которой все равно, с кем танцевать. Еще когда Анна только вошла в казино, они безошибочно увидели, что это была настоящая русская женщина. И теперь им льстило, что она танцевала с одним из них в этом зале. Они хотели бы видеть в этом один из признаков, что местное население начинает относиться к ним не так враждебно. Из опыта своих взаимоотношений с аборигенами в других странах они знали, что там отношение женщин к германской армии всегда было верным барометром отношения всего населения в целом.
Оркестр, тянувший до этого нить какой-то расслабленной мелодии, внезапно перешел на песню о Катюше. Неизвестно когда и почему могла полюбиться германским офицерам и солдатам эта русская песня, но это было так. Оркестр исполнял «Катюшу», беззастенчиво приспособив ее под танец. Несмотря на это, Анна вдруг почувствовала себя легче. Как если бы у нее вдруг оказалась союзница в этом зале среди враждебных ей людей, которых она ненавидела и которым теперь должна была улыбаться.
Вот когда, оказывается, ей пригодилась ее страсть, которая нагрянула на нее еще в школьную пору. Бывало, едва заслышав из парка имени Горького звуки духового оркестра, она бежала туда в освещенный фонарями танцевальный круг, и потом уже ее ноги в легких туфельках неутомимо мелькали по этому кругу вплоть до той самой минуты, когда начинал мигать свет и оркестр переходил на бравурные звуки марша. В платьице, прилипающем к лопаткам, она покидала парк с неизменным сожалением и с негодованием на тех, кто установил этот предел — заканчивать танцы в двенадцать часов ночи. Ей ничего не стоило бы танцевать до утра, ее ноги нисколько от этого не уставали. Вечером, выучив уроки, она снова спешила в парк в своих танцевальных туфельках.
Со временем она научилась танцевать так, что ее наперебой выбирали лучшие партнеры. Даже подруги перестали ей завидовать, поняв, что им за ней не угнаться.
К удивлению Анны, ей и здесь повезло с партнером. Этот немецкий ас, положив ей руку на спину, вел ее уверенно, даже с некоторой грацией. Он провел ее весь первый круг, никого не толкнув и ни разу не сбившись с такта. Анне лишь приходилось слегка отстраняться, чтобы он не дышал ей в лицо винным перегаром. Его рука уверенно покоилась у нее на спине, и движения сливались с ее движениями.
Там, в бараке, Павел, приподнявшись на соломенной подстилке, нетерпеливо ждал, когда пробьет полночь. Здесь германский ас танцевал с Анной. И все это было связано одной нитью.
Через плечо партнера Анна видела, как из-за портьеры появилась со своим подполковником Талка и тоже присоединилась к танцующим. Встречаясь в танцевальном круге с Анной, она улыбалась ей затуманенной улыбкой.
За своим столиком сидел, откинувшись на спинку стула и свесив по бокам руки, Ланге. Он больше не пил. Глаза его, неотрывно следившие за Анной, смотрели мрачно.
После первого танца Анна хотела вернуться к своему столику, но летчик ее не отпустил.
— Если же фрейлейн опасается гнева этого гестаповца, я с ним сам договорюсь, — сказал он, глядя на нее сверху вниз пьяными голубыми глазами.
По его взгляду Анна видела, что он не преминет привести свою угрозу в исполнение, а это могло привести к осложнениям, в которых она теперь меньше всего была заинтересована. Пришлось ей уступить.
Когда они протанцевали и этот тур, подошедший Ланге почти вырвал ее из рук аса, уводя к своему столику. Летчик неотступно шел за ними, уговаривая Анну.
— Еще только одно танго, фрейлейн.
— Нет, я уже устала, — отвечала Анна.
Ланге сжимал ее локоть пальцами.
— Если не сейчас, то хотя бы потом, — не отступая, настаивал летчик.
— Да, да, потом, — только чтобы отделаться, пообещала Анна.
Лишь после этого летчик отстал от нее и сел за свой столик. Ему принесли новую батарею бутылок, и он опять медленно стал потягивать вино из бокала, исподлобья поглядывая на окружающих своими младенческими голубыми глазами.
Стрелки часов вплотную подходили к полуночи. Маленькая надвинулась на жирную цифру двенадцать, а большая была от нее в пяти минутах. Впервые Анна почувствовала, как ее стремительно оставляют силы. В ушах раздавался гул, она стала бояться, что может не услышать из-за него звука самолетов.
Но она должна была еще и поддерживать разговор с Ланге, который теперь настойчиво требовал от нее удовлетворения.
— Вы обманули меня.
— В чем же? — рассеянно спрашивала у него Анна.
— Обещали посвятить вечер мне и почти на час сбежали с этим головорезом.
— Я, господин Ланге, протанцевала с ним всего два танца.
Большая стрелка показывала без двух минут двенадцать. Отвечая Ланге, Анна едва понимала его слова.
— Лучше будет нам уйти в кабинет.
— Почему?
— Там нам никто не сможет помешать.
И, положив под столом руку на ее колено, он стиснул его своими пальцами. На мгновение Анна встретилась с его взглядом и увидела, что он совсем пьян. Но тотчас же это соображение вытеснил ось в ее сознании другим, неизмеримо более важным. Осталась одна минута. Если через минуту она не услышит, значит, налет отложен.
— Вы слышите, что я говорю? — наклоняясь к ней и сжимая ее колено, спрашивал Ланге.
— Да, да… — отвечала Анна.
Он что-то говорил ей, но смысл его слов не доходил до нее.
— Так пойдемте же! — сказал он, вставая.
— Нет, нет! — инстинктивно запротестовала Анна. Она уже совсем не слышала его и не могла понять, что он от нее требует. Глаза се смотрели на стену. Большая стрелка надвинулась на маленькую. Обе они закрыли цифру «двенадцать».
В эту же минуту она услышала тупые удары. Они разорвали тишину ночи где-то там, за Доном, откуда всегда появлялись они, когда самолеты налетали на город, и медленно стали приближаться. Сперва они напоминали удары топора в лесу, но вскоре окрепли и, сливаясь, стали все ближе подкатываться к городу.
Стреляли зенитки. Как всегда, первыми начали стрелять те, которые располагались на батайских подступах к городу. Налет начался ровно в полночь. Если сперва из-за оркестра и многоголосого гомона в зале выстрелы услышала одна только Анна, то теперь уже их услышали и все другие. Запоздало звякнули тарелки оркестра, танцующие пары замерли на месте. Офицеры за столиками, подняв лица, прислушивались. Хозяин казино вдруг нырнул за стойку и больше уже не появлялся. Один ас, партнер Анны по танцам, оставался ко всему безучастным. Он спал, уронив на стол голову. Его наконец-то сморило вино в гремучей смеси со шнапсом. Но и во сне он никак не хотел расстаться со своим бокалом, крепко сжимая пальцами его хрустальную ножку.
Из-за портьер выбежали женщины в растрепанных платьях, с лицами, искаженными страхом. Никто не обратил на них внимания. Вслед за ними вышли из кабинетов их клиенты, торопливо застегивая свои мундиры.
Залпы зениток усилились. Вал, накатывающийся со стороны Батайска на город, прошел уже через его окраины, подступая к центру. Вдруг где-то совсем рядом ударила зенитка. Задребезжали в рамах стекла. Взвизгнув дурным голосом, бросилась к выходу Талка. За нею стали выскакивать из зала другие женщины. Офицеры, вставая из-за столиков, с озабоченными лицами покидали казино.
