наверняка уже лыка вязать не будет, я бы на его месте точно не вязал, – мечтательно прибавил он.
– Придется отложить до утра, – с сожалением сказал Алик. – Договоримся с Митрофанычем, он свой человек и поможет. А постороннего слесаря совсем не обязательно звать.
– Конечно, – поддержал его Василий. – Кто его знает, как дело обернется.
С этими словами они удалились.
– Уф! – вздохнули мы с облегчением, когда за ребятами захлопнулись двери лифта. – Пронесло.
– Они похожи на агентов, – признала Мариша очевидный факт. – Должно быть, Мишка и в самом деле затеял продажу квартиры.
– Хорошо, а нам что делать? Они же снова придут завтра. Может быть, уйти из дома на это время? – предложила я.
– Уйти, конечно, можно, – согласилась Мариша, – но сколько же мы будем бродить. А вдруг слесарь тут чего-нибудь напортачит, и мы не сможем попасть обратно, когда вернемся. И потом, как быть с Диной? Но, к счастью, у меня есть одна идея, которая может нам помочь избежать их визита.
При этих Маришиных словах меня кинуло в холод, и я уже не сомневалась, что услышу нечто из ряда вон выходящее. Так оно и оказалось.
– Надо поменять номера квартир, – прошептала мне на ухо Мариша.
– ???
– Таблички с номерами квартир, – пояснила Мариша. – Например, с нашей повесить на соседнюю, а ту, в свою очередь, еще дальше.
– А хозяева? – нашлась наконец я, переварив услышанное.
– Сейчас лето, наверняка никого нет дома, – утешила меня Мариша. – Так что им не повредит. К тому же, скажи мне, ты часто смотришь на свою табличку? То-то и оно, что вообще никогда. Смотрят только люди, которые в первый раз у тебя в гостях, а кто во второй, тот уже тоже не смотрит. Так что вреда особого никому не будет от того, что мы их поменяем.
– Меня не вред беспокоит, – в полном отчаянии выкрикнула я, – а то, что нас могут сцапать, когда мы будет ковыряться с табличками! Как мы объясним, что делаем с ними?
– Очень просто, – невозмутимо произнесла Мариша. – Я возьму тряпку и мел, а ты тряпку и ведро с водой, и если кто-нибудь из хозяев выглянет, то ты будешь делать вид, что моешь стены, а я – что чищу их таблички. Скажем, что работаем в фирме «Добрые руки», и какой-нибудь местный бизнесмен оплатил эту уборку в долларах. Вот мы и стараемся. Но ручаюсь, что никто не выглянет.
И не успела я оглянуться, как оказалась на лестничной площадке с тряпкой в руках, где, томимая мрачными предчувствиями, принялась усердно тереть ближайший кусок стены. Мы нашли на антресолях (тоже на удивление пустых) обрубок стремянки, который был еще достаточно крепким для того, чтобы выдержать Маришу, а она была достаточно рослой, чтобы дотянуться до верхнего косяка дверей, где крепились таблички с номерами квартир. С первыми двумя квартирами все прошло без сучка, без задоринки, но когда Мариша приступила к откручиванию винтиков на табличке третьей квартиры, послышался шум поднимающегося лифта, и из него вышел седой, но еще крепкий дядечка. О том, что он еще в хорошей форме, свидетельствовали две огромные хозяйственные сумки, которые мне бы лично при всем желании даже с места не сдвинуть. Я почувствовала, что падаю в обморок, и с усиленным рвением принялась за стены, ожидая грома и молнии. Но гром не грянул, вместо этого дядечка дружелюбно произнес:
– Опять моете, девчонки? Молодцы! Совсем другое дело стало с тех пор, как Аристарх Кузьмич подрядил вашу фирму. Раньше дворники раз в неделю придут, грязь размажут и снова сгинут, а теперь чистота! Передавайте ему нашу благодарность. Утром моют, вечером моют. Красота!
С этими словами он проскользнул мимо Мариши и скрылся за дверью той самой квартиры, с двери которой Мариша только что начала сковыривать металлическую табличку. Спустя десять минут, когда Мариша уже заканчивала свое черное дело, а я окончательно изнемогла от страха, дядечка снова вышел из квартиры. На этот раз он был одет для дачи. В руках держал удочки и вместительную корзину, а за спиной у него был объемистый рюкзак, в который, должно быть, и было определено содержимое двух хозяйственных сумок. Мы замерли на своих местах. Дядечка окинул хозяйским взором свою дверь и удовлетворенно произнес:
– Блестит-то как! Молодцы!
На то, что у него поменялся номер квартиры, дядечка не обратил никакого внимания. Видя такое равнодушие со стороны представителя жильцов, мы приободрились и приготовились завершить начатое, но тут снова раздался шум лифта, и на площадку вывалились два наших знакомых. Для агентов, которые имеют полное право распоряжаться поступившей к ним квартирой, они повели себя в высшей степени странно. Увидев нас, они сначала замерли на месте, а потом одновременно попытались влезть в лифт, сталкиваясь лбами и не делая новых попыток открыть дверь в Мишкину квартиру.
– Может, мы ошиблись? – прокомментировала их отступление Мариша. – Может быть, они вовсе и не агенты? Вели себя парни как-то странно.
Она спрыгнула со стремянки и потерла ладони, любуясь плодами своего труда. Я решила последовать ее примеру и наконец оторвалась от того места, которое я усердно намывала уже больше получаса, и с ужасом обнаружила, что оно существенно отличается цветом от остальной поверхности стен.
– Так даже лучше, – утешила меня Мариша. – Поможет сбить со следа визитеров. Раньше пятна не было, а теперь есть, поневоле призадумаешься, туда ли попал. А от сомнения до отступления один шаг.
Я с восхищением посмотрела на Маришу. Ей бы цены не было в качестве военного стратега, она выбрала себе не ту специальность. Возьми она в свои руки ведение военных действий, и все войны разом бы прекратились, а генералы погрязли бы в выяснении того, где свои, а где чужие, и что вообще, черт возьми, происходит.
– Можно еще лампочку выкрутить, – робко предложила я. – Все равно никого из жильцов нету.
Лампочку мы выкрутили и пошли к себе отдыхать от трудов праведных и обсуждать свои дальнейшие действия. Дверь мы заперли на все имеющиеся замки.
– Меня тревожит одна вещь, – призналась мне Мариша, когда мы вытянулись на диване. – Как мы попадем к Мишке?
– И ты подумала об этом только сейчас? – поразилась я. – А о чем ты думала, когда мы еще могли попросить Доронина нам помочь?
– Что ты! – замахала на меня руками Мариша. – Что ты! И думать не смей, он моментально решит, что я тоже преступница, хотя я в Мишкины дела и в лучшие наши минуты не совалась, поэтому знать ничего не знаю и до сих пор жива. Но Доронину разве втолкуешь? Видела, как он все поворачивает, лишь бы на меня стрелки перевести. Правда, спору нет, выглядит все весьма подозрительно, и на месте Доронина я бы тоже себя подозревала, но вся беда в том, что я точно знаю, что это не я.
– Ладно, – успокоила я ее, – тут тебя никто не обвиняет, не волнуйся. Лучше скажи, что ты думаешь делать с Мишкой?
– Думаю, что будет очень славно покричать ему, – сказала Мариша.
– Думаешь, получится? – усомнилась я. – Ты знаешь, в какой камере он сидит или хотя бы куда выходят окна этой камеры?
– Нет, – растерянно пробормотала Мариша.
– Тогда, – решительно сказала я, – тебе надо либо связаться с кем-то из его близких, либо идти в суд и клянчить разрешение на свидание. Но если судья окажется черствой личностью, тебя не пустят.
– Я назовусь его невестой, – мужественно предложила Мариша.
Я с жалостью посмотрела на нее и спросила:
– Ты кем себя возомнила? Невестой декабриста? Он же уголовник, а стало быть, никакого почтения к себе у законопослушных граждан вызвать не может. Невеста ты ему или кто другой, это дела не меняет. Положено ему два свидания в месяц, и все. Если родители уже использовали их, то тебя не пустят.
– Насколько я помню, его предки просто помешались на огородничестве, – сказала Мариша. – Так что вполне вероятно, что они просидят у себя на грядках все лето и носа в город не сунут до осени. Мои себя ведут именно так.
Я по себе знала, что тяга к земле страшная по силе вещь, поэтому Маришино заключение показалось мне очень даже близким к истине. Но ведь оставались друзья, интересы которых, судя по всему, были далеки от овощеводства. О чем я и намекнула Марише.
