обретался. Увы, этому его желанию сильно мешали два рослых амбала, которые расположились неподалеку от него на деревянных ящиках и азартно резались в карты.
В подвал Мишка забрался, чтобы переждать те несколько часов, которые оставались до отхода ближайшего поезда в Питер. Место бывшего помещения для занятий кик-боксингом показалось ему для этого вполне подходящим, подвал там был чистенький и больше напоминал зал для собраний в каком- нибудь колхозе. К тому же он знал, где хранятся ключи, а занятия в клубе летом не проводились по случаю отпусков многих клиентов и самих тренеров. И потом, тут стоял диван, а поспать Мишка любил и никогда не упускал случая. Поэтому Мишка быстро договорился с уборщицей, которой неожиданно пришла идея в середине мертвого сезона навести тут некоторый порядок, о временной передаче части подвальчика в его полную собственность. Очень кстати в этой же части стоял и диванчик, на который Мишка сразу же положил глаз. Стоило уборщице оставить его одного, как он тут же улегся на него сам и захрапел. Но до этого он успел оглядеться по сторонам и твердо мог ручаться, что здоровенных парней тут не было.
А теперь они были. Сразу после своего пробуждения Мишке показалось, что амбалы не обращают ни малейшего внимания на него и даже не подозревают о его присутствии, так как он был скрыт от них грудой каких-то мешков. Но после того, как пару часов назад Мишка предпринял смелую попытку пошевелиться и обнаружил, что связан по рукам и, как ни странно, по ногам тоже, он уже больше так не думал. Время шло, ребятам их игра не приедалась, и Мишка, теряя остатки своего стоического терпения, которое основывалось на том, что он все-таки лежал, и лежал удобно, решил пойти на контакт.
– Развяжите меня! – потребовал он.
Просьба не сопровождалась вежливыми вводными словами типа: «будьте так добры», «не затруднит ли вас» или хотя бы банальным «пожалуйста» и потому ожидаемого эффекта не оказала. Всем невоспитанным детям на заметку! Вместо того, чтобы дружно подскочить к Мишке и начать хлопотать над узлами на веревке, причитая и возмущаясь, амбалы переглянулись, и один из них нехотя поднялся.
«Ладно, хоть до одного дошло, что я сказал», – подумал Мишка, решив не быть слишком требовательным к судьбе.
Но вместо ожидаемой борьбы с веревками парень, подойдя вплотную к Мишке, неторопливо извлек из кармана кусок лейкопластыря и аккуратно заклеил пленнику рот, после чего вернулся к прерванному занятию. Это Мишке не понравилось. Во-первых, он выспался, а во-вторых, хотел порасспросить этих ребят, казавшихся еще недавно такими славными, о событиях в мире. Поняв, что его контакт с внешним миром на какой-то срок ограничен, Мишка углубился в размышления о причинах того, что ему оставили глаза не завязанными, а уши не заткнутыми. Про уши Мишка догадался быстро, ребята не произносили ни слова, и возиться с Мишкиными ушами было нецелесообразно. А вот что касалось зрения, тут Мишка намучился.
Вдруг ему пришло в голову, что ему больше не суждено увидеть ничего, о чем стоило бы потом рассказывать. Это было неприятное соображение, и Мишка отложил его на потом, если не найдется лучшего. Затем он подумал, что глаза ему не завязали просто потому, что у него вообще не будет возможности поделиться с кем-либо увиденным. Это предположение не понравилось Мишке еще больше, и он его тоже отбросил. Потом он решил, что гости, которые неизбежно должны были пожаловать, знакомы ему настолько хорошо, что он узнал бы их и по запаху. Хорошо это или плохо, Мишка сообразить не мог, но, во всяком случае, эта мысль выглядела куда более обнадеживающей, чем первые две, и Мишка остановился на ней. Делать ему было нечего, все, что его интересовало, он уже обдумал, пытаться вспомнить самостоятельно, куда он дел брильянты, о которых, как он чувствовал, неизбежно зайдет речь, он даже не пытался, поэтому он закрыл глаза и незаметно для себя заснул.
Проснулся он от слов:
– Ну как, дозрел наш голубчик? – заданных ехидным тоном, словно человек не сомневался в ответе.
– Да он дрыхнет уже который час, – лениво произнес один из парней.
Спрашивавший поперхнулся и умолк, уставившись на Мишку. Мишка глаз не открывал принципиально, так как узнал этого человека, но общаться с ним у него не было никакого желания.
– Повезло мне, – продолжил говорить пришедший. – Половина города гоняется за ним, вторая ищет припрятанное им сокровище, а он вот тут, голубчик, – лежит передо мной и жаждет рассказать, куда он запрятал камешки.
Несмотря на свое незавидное положение, Мишке стало смешно. Этот придурок выглядел таким довольным самим собой, хотя у него не было для этого ни малейшего повода.
– Он вроде улыбается? – нерешительно спросил один из охранников.
– Замолчи, полудурок! – завизжал пришедший. – С чего бы это ему веселиться? Он знает, что со мной шутки плохи. Это гримаса ужаса. Сними с него пластырь.
Освобожденный от пластыря, Мишка открыл глаза, сочтя, что после такой процедуры глупо притворяться спящим, и, не выдержав, расхохотался.
– Доктор, – сказал он, – тебе самому подлечиться не мешало бы. А то выглядишь, как помешанный профессор из мультиков, да и ведешь себя соответственно.
И Мишка снова захихикал.
– Видите, у него истерика, – торжествующе сказал Григорий, так как это был он собственной персоной. – Убирайтесь отсюда!
Охранники неохотно отошли в дальний угол.
– Ты совсем свихнулся или как? – с искренней заинтересованностью (друг все-таки) спросил Мишка.
– А как ты думаешь? После всего, что со мной случилось, любой бы спятил. Но я в полном порядке, – тут же хвастливо прибавил он, заставив Мишку всерьез заволноваться, ведь известно, что никто так неохотно не признается в своей болезни, как сумасшедшие.
– У меня есть для тебя несколько занятных вещичек, – наклонившись к Мишке, прошептал доктор. – Думаю, что они тебе не понравятся.
И он открыл свой чемоданчик, который оказался доверху заполнен самыми разнообразными медицинскими приспособлениями. Из них всех Мишка узнал только шприц, скальпель и зубоврачебные щипцы, неведомо откуда оказавшиеся у психоаналитика Григория.
– Ты что, все утро собирал их? – спросил Мишка. – Или пришлось потратить время на то, чтобы меня выследить и этих обезьян нанять?
Судя по смущенному молчанию, которое воцарилось после этих слов, его предположение было весьма близко к истине.
– Ты мне обязан возместить убытки, – произнес Григорий. – По твоей милости я остался без работы. Даже если я договорюсь с твоими приятелями и они поверят, что я ни при чем, и вернусь в свой кабинет, то все равно мое дело труба. Кому нужен врач, который сам себя вылечить не может? Поэтому раз я потерял работу и стал нетрудоспособным, ты должен выплатить мне неустойку. А так как ты, догадываюсь, будешь снова путать меня своими сказками про потерю памяти, я и захватил все эти причиндалы, с помощью которых мы быстро достигнем взаимопонимания.
– Пытать сам будешь? – снова заинтересовался Мишка.
– Посмотрим, – туманно пообещал Григорий.
– О, так у тебя, помимо этих двух лбов, еще другие соучастники имеются? – оживился Мишка. – А то прости, но эти не выглядят достаточно сообразительными для того, чтобы разобраться во всех твоих инструментах для нейрохирурга.
– Ты что-то слишком в хорошем настроении, – недовольно пробурчал Григорий. – Я схожу перекусить и передохнуть, а ты пока подумай о своем положении и стоят ли камешки того, чтобы остаться без глаза или, скажем, без ноги.
– Передавай привет Иннокентию и девочкам! – жизнерадостно крикнул ему вслед Мишка, надеясь, что Гришка попадется в эту ловушку.
Так и случилось. Григорий остановился у порога и мрачно сказал:
– Иннокентий прекрасный человек, и ты его не трогай, он полностью меня поддерживает, а девчонки твои смылись неизвестно куда, вместо того чтобы дожидаться меня под часами, как договаривались.
Итак, Григорий, сам того не ведая, выдал Мишке именно те сведения, на которые тот и рассчитывал. Стало ясно, что Иннокентий тоже заимел зуб на Мишку, должно быть, из-за разгрома в квартире или из-за того, что Мишка обманом вынудил его приютить у себя в доме премерзкий женский пол, выдав двух его
