– Запри этот дом. Кошки прокормят себя сами. Ма…
Она обернулась. Он смотрел на нее испытующе и будто с сожалением.
– Все будет хорошо, бамбино. – Анна схватила с вешалки плащ. – Я закажу билеты.
Она выскочила на улицу.
Он слышал, как быстро стучат по плитам ее каблучки.
Он гулял в саду, когда раздался телефонный звонок. Он вскочил в окно и снял трубку.
– Бамбино, я не смогла выполнить обещание. Мы улетим завтра. О'кей?
– Но почему?
На другом конце провода послышался какой-то странный звук – точно там запустили на большую скорость магнитофонную пленку.
– Нет билетов, – ответила Анна с интонацией автоответчика. – Нет билетов, понимаешь? – повторила она почти нормальным голосом.
– Понимаю. – Он внезапно почувствовал облегчение. – Но завтра мы обязательно улетим, о'кей?
– О'кей, бамбино.
В трубке послышались гудки.
Он зашел в ванную и посмотрел на себя в зеркало.
– Все о'кей, – сказал он своему отражению. И стал мыть руки.
Эту заметку он прочитал уже в салоне «Боинга-747», выполняющего рейс Неаполь – Рим – Лос- Анджелес:
«Вдова Адриано Каталаньи, убитого год и три месяца назад в Сиракузах (Сицилия) местной мафией, сорокатрехлетняя Анна Джулия Каталаньи пыталась вчера ночью убить чугунным утюгом своего сына, двадцатитрехлетнего Паоло Федерико Каталаньи, которого нашла после долгой (шестнадцатилетней!) разлуки в палате смертников муниципальной больницы Святой Елены и самоотверженными усилиями вернула к жизни. К счастью, молодой человек еще не спал и сумел уклониться от удара. Он выпрыгнул в окно и убежал, а обезумевшая Анна Джулия молотила утюгом его постель. Потом она выскочила на улицу и с криком: «Бамбино, я не виновата!» – бросилась под проходивший мимо автобус. Женщина умерла за несколько минут до приезда «скорой помощи» и полиции. Очевидцы слышали, как она звала своего сына Паоло и проклинала какого-то Пьетро. Судя по всему, этот человек, Пьетро Гульельми, ее родной брат, по слухам, связанный с мафией Скарафаджио.[33] (Кто скрывается под этой странной кличкой, никто толком не знает.)
Согласно брачному контракту супругов Каталаньи, после смерти Анны Джулии все имущество и капитал должны были перейти кровным родственникам Каталаньи, коим и является ее сын Паоло. Однако, согласно тому же контракту, Анна Джулия становится единственной наследницей состояния в том случае, если ее сын умирает, достигнув совершеннолетия. Полиция отказывается что-либо комментировать. Пьетро Гульельми в злополучную ночь гибели своей сестры находился дома в кругу друзей. Однако комиссар Эудженио Валетта, желавший побеседовать с синьором Гульельми, вынужден был довольствоваться обществом его жены, которая и сообщила, что муж срочно вылетел по делам в Панаму. По слухам, тот же комиссар Валетта посоветовал Паоло Каталаньи, единственному бесспорному наследнику состояния Адриано Каталаньи, покинуть на какое-то время Сиракузы и вообще Италию».
«Я и без него собирался это сделать, – думал Иван. – Я всегда считал этого Пьетро скользким типом».
Он вздохнул, вспомнив Анну.
Анна его любила, а он оказался слабым и не смог ее защитить. Правда, он слишком поздно понял, что она всего лишь марионетка в руках тех типов.
Теперь он думал о том, что в Лос-Анджелесе живет его настоящая мать. Он откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, стал тихо насвистывать мелодию «Casta diva».
ПОСЛАННИК ДЖИММИ
Лиззи поняла, что ревнует брата к Фа.
В воскресенье они устроили пикник на берегу залива. Было прохладно и ветрено, пришлось надеть ветровки и джинсы.
Фа очень шел этот наряд – у девушки были длинные ноги и тонкая талия. Томми вертелся возле нее, готовый исполнить любое ее желание. Он рассказывал забавные истории из своей жизни, вспоминал дядю Джо и его змей, пел мексиканские и испанские песни.
Рядом дышал океан. Лиззи закрыла глаза. И почувствовала, что вот-вот расплачется.
Вернувшись домой, она сразу поднялась к себе – с недавних пор она жила в бывшей родительской спальне – и, сняв кроссовки и джинсы, завалилась на кровать.
«Джимми… Нет, я не выдержу. Всегда одна… Мне нужен кто-то… Кто-то должен меня очень сильно любить… Не так, конечно, как любил ты… Ты единственный, и я больше ни с кем не смогу творить любовь. Пусть Томми любит меня… Мне очень нужно, чтоб он меня любил… Ведь он мне родной брат…»
Она встала и зажгла свет.
В зеркале отразилось бледное, осунувшееся лицо и заметно округлившийся живот.
Лиззи опустилась на колени и, уронив голову на туалетный столик, заплакала. Она думала о том, что не выдержит эти оставшиеся четыре с половиной месяца до рождения сына. Одна, всегда одна…
Ей хотелось, чтобы Томми остался у них сегодня ночевать, и она намекнула ему об этом еще на пляже, но он сделал вид, что ничего не понял или не расслышал. Они с Фа завезли Лиззи домой. Томми вышел из машины, проводил ее до двери и даже зашел в дом поприветствовать дедушку с бабушкой. Но он так