– В такую темень нас и самих прикончить недолго, – пробормотала Леся, пробираясь по пустынному двору.
К тому же начал накрапывать дождь, и они торопились поскорей добраться до теплого домашнего очага. Когда подруги выходили из дома, еще светило солнышко и было довольно тепло. Поэтому и оделись они в короткие легкие курточки. О чем сейчас горько жалели.
Выйдя на улицу, они стремглав промчались через двор и не заметили темную человеческую фигуру, прислонившуюся в тени у высокого тополя. Человек почти слился со стволом дерева. Он лишь мельком скользнул взглядом по спешащим подругам. Не они были нужны ему.
Глаза человека были прикованы к трем светящимся прямоугольникам окон квартиры злополучных кузенов – Матвея и Славки.
И снова девушкам пришлось ловить машину, чтобы добраться до своего дома. Весь город, за исключением редких гулен и полуночников, вроде Киры с Лесей, погружался в сонное оцепенение.
– Выспались сегодня днем, – бодрилась Леся. – Дали знатно храпака!
– А что, если нам заскочить куда-нибудь, чтобы перекусить? – нерешительно предложила Кира.
– Есть ночью? – ужаснулась бдительно следящая за своим весом Леся.
– Прямо тошнит от голода, – пожаловалась Кира.
Лесю и саму слегка пошатывало. И, сжалившись над подругой, она снисходительно обронила:
– Думаю, легкий салатик не повредит.
Но салатиком дело не ограничилось. Стоило девушкам оказаться в светлом нарядном ресторане, который обещал работать аж до четырех утра, и получить в свои руки увесистые меню в мягких с золотым тиснением кожаных переплетах, как они почувствовали, что голод буквально сжал их горло.
– Буду дичь! – кровожадно сверкнув на официанта зелеными глазищами, которые особенно ярко выделялись на побледневшем от усталости лице, заявила Кира. – Молодой человек, что у вас есть из дичи?
Официант, преданно топтавшийся рядом, с готовностью предложил Кире рябчиков, перепелов, куропатку или кусочек фазана. Лесных птичек почему-то было жалко, и Кира, перевернув страницу, спросила:
– А утку можно?
На лице официанта мелькнуло легкое презрение. Стоило тащиться к ним в ресторан, чтобы есть какую- то обычную домашнюю утку! Ты бы еще курицу попросила! – было написано у него на физиономии. Тем не менее заказ у Киры он принял и устремил полный надежды взгляд на Лесю.
Но и она его не порадовала. Можно даже сказать, разочаровала, выбрав заурядный шашлык из телятины на ребрышках. Официант с кислой миной сообщил, что они сделали прекрасный выбор. И может ли он хотя бы немного скрасить им ужин и выбрать за них вино?
– Это? – поразилась Кира трехзначной цифре в графе цен. – А что это еще за буковки – у.е.? Это что, в долларах? – осенило ее. – Триста долларов за бутылку вина? К блюду, которое стоит двадцать? Давайте что-нибудь полегче.
– Вам не обязательно пить всю бутылку, – милостиво разрешил официант. – Можете взять по бокалу прекрасного вина, и это станет для вас настоящим пиршеством вкусовых ощущений.
Похоже, молодой человек недавно прошел тренинг у какого-то француза. Только они могут часами рассуждать об оттенках вкуса у рыбы, сыра или вина.
Увы, вкус подруг, выросших рядом с ларьками, где продавался лишь дешевый портвейн или перцовка, не могли спасти уже никакие гастрономические изыски, придуманные на берегах Сены. Вина они делили, во-первых, по цветовой гамме, а во-вторых, на десертные сорта, полусладкие и сухие вина. Все! Никаких оттенков или букета при всем своем желании они, увы, не ощущали.
Так что платить триста долларов за то, что в обычном магазине едва ли стоило больше тридцати, им совершенно не хотелось.
– Принесите нам водки, – наконец решилась Кира. – С колой.
– Водки? – прошептал официант с таким видом, словно собирался упасть в обморок. – С колой? – пролепетал он уже одними губами.
– Да, да! – энергичным кивком подтвердила Кира. – И побыстрей. Мы с подругой продрогли до костей. Да и денек у нас выдался тяжелый. Вином тут делу не поможешь. Тащи водку с колой.
– Как хотите, – глухо отозвался официант и удалился.
При этом его от огорчения даже пошатывало. Леся посмотрела вслед парню с некоторой завистью. Бывают же у людей проблемы! Вино к мясу гостьи не заказали. Вот ей бы такие проблемы!
Матильда Степановна – тетка обоих кузенов – была дамой решительной. Все в ней, начиная от жесткой щетины, покрывающей ее верхнюю губу, и до необъятных размеров заднего места, в плотной теплой юбке, покрытой какими-то застарелыми масляными пятнами, выдавало личность суровую и к дипломатии неприученную.
– Нюрка вас ко мне послала? – осведомилась она, высоко подняв густые брови, так что они почти скрылись под рыжими кудрями ее химической завивки. – С чего бы это? Матвей ко мне уже несколько месяцев носа не казал. И Нюрке отлично это известно! Нечего этому проходимцу у меня делать! Я бы его и на порог не пустила.
– А за что вы так на него ополчились? – удивилась Леся. – Ведь родной же племянник.
– Какой он мне племянник? – вознегодовала тетя Мотя. – Поскребыш! Приблудыш! Отец его, мой братец то есть, он Матвея со стороны невесть от кого настругал. Да еще такой дурак был, что свою квартиру этому выродку завещал. Не иначе как не в себе был. Будто бы других наследников на квартиру не было. Пьянчуга!
– Матвей пил?
– Да при чем тут Матвей? – еще громче вознегодовала тетка. – Папаша его, царствие ему небесное, братец мой. Вот тот да, тот пил! Запоями. Как запьет, так все. Считай, месяц его и не увидишь, и не услышишь. А коли услышишь, так тоже не обрадуешься.
– А Матвей – это сын вашего брата?
– Говорю же, незаконный он его ребенок! – заявила тетка. – И что за законы такие в нашей стране дурацкие? По мне, коли муж с женой законным порядком не расписаны, так и дети к отцу отношения иметь не должны. Ежели какая лахудра нагуляла дитя, пусть и воспитывает его как умеет.
Слова неопрятной старухи показались подругам отвратительными. Да и вся ее квартира была на редкость гнусной. Вроде бы просторное помещение, а завалено всякой рухлядью и хламом, которому место только на помойке. Тут были и дырявые валенки, и босоножки, настолько стоптанные, что носить их и бомж постеснялся бы. На вешалке – невообразимой ветхости пальто, плащи, куртки. По углам – продавленные стулья, тумбочки с зияющими боками, бывшие кресла и просто деревянные ножки от мебели.
– А ваш брат официально признал Матвея своим сыном и наследником? – попытались уточнить у женщины подруги, отойдя от оторопи.
– Признал, – поджав губы, произнесла тетка. – Родной-то его сынок, Ванечка, помер.
– От чего? – насторожилась Кира.
– От того же недуга, что и батька его, – скорбно сложила губы тетя Мотя, словно речь шла по меньшей мере о белокровии, а не о белой горячке. – Наследственное это у нас в семье.
– Алкоголизм – это не болезнь, а банальная распущенность, – брякнула Леся, не подумав. – И вашего брата с племянником жалеть нечего. Правильно, что квартира Матвею досталась, он хоть не пропьет ее.
Кира толкнула ее в бок. Но, к счастью, тетка Мотя в этот момент загромыхала чугунными сковородами в духовке, на которых она подсушивала сухари. Должно быть, тоже впрок. А вдруг чего? Вдруг пригодится?
– Что вы там сказали? – произнесла она, тяжело разгибаясь. – Не расслышала я. Да не суть. Вот я и говорю, коли Матвей не пьет, не родная, значит, он кровь. Зачем ему было квартиру оставлять?
И, уложив на условной талии свои тяжелые, как окорока, руки, она наконец поинтересовалась:
– А зачем вам Матвей-то понадобился? И чего Нюрка вас ко мне через весь город погнала? Могла бы и сама ради такого случая позвонить!
– Дело в том, – произнесла Кира. – Дело в том, что Матвея вчера ночью, а точней сказать, рано утром
