себя значительно уверенней. В случае чего пыток и плена мы смогли бы избежать. Лестница оказалась длинней, чем можно было предположить. Мы спустились метров на десять вниз, достигнув конца. Дальше начиналась опасная зона, где каждый шаг мог грозить нам гибелью.
Нижний этаж не многим отличался от верхнего – такой же длинный коридор, в который выходило множество дверей. Разве что тут было более прохладно, чем наверху. Хотя особым уютом не отличался и верхний этаж, но тут было и вовсе мрачно.
– Найдем Валериана с мамой, и срочно надо смываться, – тихо сказала Мариша. – Жутко тут как-то. Словно в огромный склеп попали.
Может быть, когда-то давно, во время военных учений, тут бывало оживленно и даже весело, но сейчас... мы все были согласны с Маришей. Подземелье не вызывало ни малейшего желания задержаться в нем. Почти все встречающиеся нам на пути двери были снабжены крепкими засовами. Охраны или вообще кого-то не наблюдалось. Стараясь не шуметь, мы открывали одну дверь за другой. Наконец в пятой по счету камере нам повезло – она оказалась обитаемой.
– Что вам угодно? – поднялся нам навстречу седенький старичок. – Я еще не закончил. Вы сами дали мне время до девяти часов. Поймите, здесь очень интересное решение, я не могу так сразу с ходу вникнуть в него и дать вам...
– Смотрите, – перебила его Мариша, – у него рукопись дяди.
– Дяди? – растерялся старичок. – Ничего не понимаю. Кто вы такие?
– Нет времени, – с досадой отозвался Сева. – Ответьте лишь на один вопрос: хотите вы остаться тут или пойдете с нами и, даст бог, выйдете на поверхность?
– Молодой человек! – обрадовался старичок. – Я стар, но если мне еще суждено прожить сколько-то, то я хотел бы прожить отпущенное мне время под солнцем, а не в темных казематах. К тому же здешняя обстановка тяжко сказывается на моем ревматизме.
Итак, наш отряд пополнился ревматическим старичком, а также разрозненными листками рукописи.
– У меня не вся рукопись, – пытался объяснить нам старичок. – Я так понимаю, что у них тут не я один работаю в качестве принудительного консультанта. Полагаю, еще человека два или даже три таких же недотеп маются здесь. Их нужно тоже спасти.
– Вот еще, – пробормотала Мариша. – Сначала скажите, где они держат моего дядю Валериана?
– Откуда же мне знать? – искренне удивился старичок. – Меня ни разу не выпускали из моей комнаты.
– Комнаты, – нервно хихикнула над его словами Серафима Ильинична. – Прямо номер люкс.
– Однако же, что вы тут не один пленник, вы знаете, – сказала Мариша.
– Потому что я ученый, а не школьник, – с достоинством сказал старичок. – И когда мне приносят разрозненные листки и просят проверить расчеты, я понимаю, что это лишь часть какой-то работы, а значит, над другой ее частью тоже корпят мои неизвестные коллеги.
Пока старый ученый все это разжевывал нам, мы открывали двери все новых камер. Меня уже стала настораживать та легкость, с которой все происходило. Мне казалось, что Пахан мог быть и поосторожней, проворачивая свое многомиллионное дело, в которое втянута куча народа. По идее коридор должен быть просто нашпигован охраной, а он пуст. Мы нашли еще троих ученых и собрали рукопись целиком.
– Ох, не нравится мне все это, – пробурчала у меня над ухом Мариша, и я поняла, что ее терзают те же мысли.
Наконец наши поиски увенчались успехом. В одной из комнат мы обнаружили изрядно обросшего и грязного, но еще живого и сохранившего рассудок (если он у него когда-нибудь вообще был) Валериана Владимировича.
– Боже мой! – воскликнул он. – Глазам своим не верю!
– Лучше бы тебе сразу поверить, – прошипела Серафима Ильинична. – Потому что это и в самом деле я.
После чего закатила ему звонкую оплеуху, а потом еще и еще.
– Уф, – удовлетворенно выдохнула она. – Теперь я сделала все, о чем мечтала все это время. Мы можем идти. А этот, – и она указала на красного, как вареный рак, мужа, – пусть остается здесь.
Конечно, Валериана Владимировича мы все-таки забрали с собой.
– Дядя, ты не знаешь, где моя мама? – спросила Мариша.
– Что? – испугался тот. – Неужели они ее снова похитили?
– Нет, мама приехала добровольно. Дело, видишь ли, в том, что она немного свихнулась.
– И в чем это выражается?
– В том, что она влюбилась в их главаря, – с досадой сказала Мариша. – Она, которая всю жизнь внушала мне, что даже самый лучший мужчина все равно отъявленный лгун и подлец, – так глупо попалась.
– Знаете, в таком случае я догадываюсь, где она может быть, – сказал Валериан Владимирович. – Меня водили несколько раз для беседы в апартаменты Пахана. Думаю, что твоя мама там.
– Веди! – решительно сказала Мариша. – Без мамы я отсюда не уйду.
Было видно, что Валериану страшно хочется поскорей унести ноги, но остатки чести, а также присутствие разгневанной жены, которая вряд ли подобрела бы от того, что он трусливо бросил на произвол судьбы ее родную сестру, сделали свое дело.
– Пойдемте, – согласился он и повел нас по узкому боковому коридору.
Остановились мы перед внушительного вида бронированной дверью, которая, в виде исключения, не была снабжена снаружи засовом.
– Здесь, – сказал Валериан.
Мариша толкнула дверь, и та открылась. Нашим глазам предстала картина умилительная в своей несуразности. В этой холодной и мрачной дыре находилась роскошнейшая из всех когда-либо виденных мною комнат. Чего тут только не было! Мебель эпох всех французских Людовиков, сколько бы их там ни было; персидские ковры с разбросанными по ним турецкими бархатными подушками, вышитыми бисером и золотом. Тут же стояла отличная столовая мебель в стиле модерн, а у стены – трон. Точно такой же я видела в каком-то музее. Господи, а не тот ли самый? На троне восседала Маришина мама, а у ее ног сидел Гена и совершенно по-идиотски светился счастьем. Все это великолепие освещала люстра – висящая под потолком мощная лампа с бесчисленными подвесками из чешского хрусталя.
– Мама, – подавленно прошептала Мариша, – что это?
Тамара Ильинична оторвалась от созерцания своего милого друга и увидела нас.
– Ой! – воскликнула она. – Вы?
– Мама, собирайся, и пойдем, – сказала Мариша, доставая из кармана руку с зажатым в ней «макаровым».
– Куда это вы собираетесь увести вашу милую маму? – одним плавным движением поднялся с пола Пахан.
Издалека это было похоже на то, как если бы распрямилась туго сжатая стальная пружина. Зрелище захватывающее и столь же угрожающее.
– Гена, – умоляющим голосом обратилась к нему Тамара Ильинична, – не ссорьтесь, это ведь моя дочь.
– Вижу, что не сын, – пробурчал Пахан. – А что она тут делает? Помнится, я ее не приглашал.
– А я сама решила, что не стоит мне ждать особого приглашения, – нагло заявила Мариша. – Вы ведь тут, насколько я понимаю, предложение изволили моей маме делать?
– Можно сказать и так, – ничуть не смутился Пахан.
– Так вот, не знаю, чем вы ей голову задурили, только сейчас мы все уйдем, и мама уйдет с нами. Кстати, не советую вам сопротивляться, потому что по первому моему знаку в ваш гадюшник ворвется целая рота хорошо вышколенных солдат. И тогда вам точно будет не до матримониальных планов.
– И кто же их сюда приведет? – спросил Пахан. – Случайно не он ли?
И Пахан указал в пространство за нашей спиной. Лицо у него при этом было такое... Ну, словом, я уже заранее поняла, что оборачиваться не стоит, ничего для себя радостного мы там все равно не увидим. Но я все-таки обернулась и сразу же увидела полковника Земцова. Потом я перевела взгляд на его руки, явно не связанные. Впрочем, в этом не было никакой надобности, так как за ним толпилось без малого полтора
