Сославшись на дела, Василий заторопился на аэродром. Он слукавил: никаких дел у него не было. Просто захотелось в последний раз побывать наедине со своим надежным боевым другом — истребителем И-16 с двумя тройками на борту. Увидев командира, техник самолета поднял было руку к головному убору. Но капитан остановил его:
— Не надо рапорта.
— Жду представителя от соседей, — произнес техник, вытирая руки паклей. — К передаче наш 'ишачок' готов.
— И не жалко машину? — спросил Голубев.
— Очень жалко, товарищ капитан, да что тут поделаешь, — вздохнул техник, — приказ!
Василий мягко хлопнул по крылу самолета, подошел к хвосту, бросил взгляд на кабину. Разбитый в недавней схватке 'мессером' плексигласовый козырек был уже заменен другим. Мелкие пробоины в плоскостях и фюзеляже — аккуратно залатаны. Плотнее обычного прилегали к своим местам капоты мотора. Сколько же боевых ран получил этот самолет! Но и сейчас он будто говорил летчику всем своим видом: готов по твоей воле сразу взмыть в небо.
— Прощай, друг. Пройдет немного времени, и я сяду в кабину истребителя Ла-5, — в раздумье произнес капитан. — Но тебя, сослужившего мне добрую службу, никогда не забуду, а твой бортовой номер попрошу разрешение написать на новом самолете.
Голубев вздохнул и зашагал к землянке. Здесь уже готовились к посадке в транспортник. Впереди гвардейцев ждала учеба. А за нею — грядущие бои.
Новые крылья
Когда Ли-2 зарулил на стоянку тылового аэродрома, фронтовики вышли из кабины на землю, они сразу оказались в обстановке, от которой давно уже отвыкли. Кругом тишина. Из раскинувшейся недалеко деревни доносились детские голоса, мычание коров, лай собак и пение петухов. Еще вчера были вылеты, жестокие воздушные бои, постоянное, почти изматывающее напряжение. А сегодня — мирная неторопливость, чистое небо, тихая трудовая жизнь... Удивительная перемена!
Устроились быстро. В первый же день оборудовали под жилье пустовавшие деревенские хаты. Временные аэродромные постройки приспособили под классные комнаты. Тут же разработали жесткое расписание занятий. В организацию учебы Голубев окунулся с головой. По существу, это и было его основной обязанностью — как заместителя командира авиаполка по летной подготовке, старшего по должности в гарнизоне.
Переучивались ускоренным темпом. Ранние подъемы и поздние отбои. Целыми днями занятия в классах, а чаще — возле самолета. Вскоре закончили освоение теории. Наступил черед полетов. Фронтовым летчикам не составляло особого труда пересесть с одного типа истребителя на другой, пусть даже мало знакомый. Другое дело — приобрести умение грамотно применять его в бою. Тактические приемы, которые использовали гвардейцы на И-16, для Ла-5 не подходили.
— С чего начнем? — спросил Голубева заместитель командира полка по политической части майор Безносов.
— Пока с того, что сами знаем и умеем, — оторвавшись от бумаг, ответил капитан.
Полеты начались организованно. Закрытая кабина, надежная радиостанция, легкое управление, высокая маневренность на вертикалях, большая скороподъемность выгодно отличали Ла-5 от И-16. Мощный мотор позволял развивать скорость до 610 километров в час — на 250 больше, чем у 'ишачка'. Вооружен был 'лавочкин' двумя пушками ШВАК калибра двадцать миллиметров.
Обстановка под Ленинградом оставалась нелегкой, требовала скорейшего прихода Ла-5 на фронт, и гвардейцы торопились. Первым поднялся в небо Голубев. Вернувшись, тут же поделился с командирами эскадрилий и звеньев особенностями пилотирования нового истребителя. И вскоре выпустил их в небо. Они дали путевку остальным летчикам. Учебные двухместные 'лавочкины' тогда еще не поступили, все уходили в воздух без провозных полетов. Но, однако, обошлось без грубых ошибок — сказалась хорошая подготовка на земле.
Все светлое время не смолкал на аэродроме гул авиационных моторов. Учебу не прекращали и вечерами. Проводили теоретические конференции, детальные разборы полетов. Обязательной считалась в конце дня политинформация о положении на фронте, иногда трещал движок кинопередвижки деревенского клуба. В боевых листках отмечали лучших, напоминали: до отлета эскадрилий остаются считанные дни.
И вот переучивание закончено. Поступил приказ: первого апреля перелететь в Кронштадт. Двадцать серо-зеленых истребителей, поблескивая на солнце стеклами кабин, выстроились на краю аэродрома для взлета парами друг за другом.
Голубев — в головном самолете. Приподнявшись с сиденья, он оглядел весь этот внушительный строй. Сразу за ведущей парой — эскадрилья Кожанова. Чуть поодаль — Васильева.
— Доложите о готовности, — запросил капитан.
— К взлету готовы, — раздались ответы Кожанова и Васильева.
И захлопали сдвижные крышки фонарей. Запели мерную стальную песнь моторы — сначала флагманского истребителя, затем остальных. 'Лавочкины' пара за парой стремительно разбегались и отрывались от земли. Приняв боевой порядок, группа сделала прощальный круг над аэродромом и развернулась на запад.
...Не каждый день выпадал летным: с апрельской погодой приходилось считаться. А она менялась, случалось, по нескольку раз в сутки. Летчики старались приноравливаться к ее капризам.
— Опять солнце, снег и дождь вперемежку, — сокрушался начальник штаба полка майор Тарараксин, озабоченный четким планированием распорядка дня.
— Не зря частую смену погоды в это время года в народе называют 'апрельскими затеями', — заметил Голубев. — Будем работать по двум вариантам: одним составом при хорошей погоде, другим — при плохой.
В землянку неожиданно вошел полковник Кондратьев. Комбриг только что прилетел из Ленинграда. Он навещал в госпитале тяжело раненного в марте командира полка подполковника Борисова.
— Лечение его затянется надолго, — сообщил полковник, — вряд ли он сможет летать. Вам, капитан Голубев, до возвращения Борисова приказываю командовать полком.
Василий давно уже руководил частью. Распоряжение комбрига по существу лишь узаконило то, что было свершившимся фактом.
— На сегодня есть задание, — Кондратьев широким шагом подошел к столу. — Будете прикрывать штурмовиков седьмого гвардейского авиаполка и вести разведку.
Голубев и Тарараксин переглянулись. Оба поняли: день будет напряженным. 'Ильюшиным' не требовалось большой высоты, они ходили на боевые задания и при низкой облачности.
— С командиром штурмового полка майором Хроленко я договорился. Вылетать будете по его сигналам, — присев на стул, Кондратьев заглянул в составленные Голубевым списки.
— Это состав группы в зависимости от погоды, — пояснил капитан. — А разведку поручим второй эскадрилье. Там пилоты крепкие.
...Поступил сигнал о вылете штурмовиков на подавление батареи врага, обстреливавшей Ленинград. Почти сразу взлетела и шестерка истребителей прикрытия во главе с Голубевым. Ведущими двух других пар он назначил капитанов Кожанова и Васильева.
Батарея находилась примерно в сорока километрах от аэродрома. Летчики знали: на пути к ней и в районе цели много зениток. Едва пересекли линию фронта, сразу попали под их интенсивный огонь. Но штурмовики, маневрируя, упорно шли вперед.
Ведущий летающих танков (так называли штурмовики Ил-2) отыскал батарею № 906, как обозначалась их цель, и тут же ринулся на нее. Между тем шапки разрывов окружили следующие за ним самолеты. Голубев услышал тревожный голос своего ведомого младшего лейтенанта Селютина:
