Малин хотела звонить братьям, спросить их, знают ли они, кто отец Карла, но Зак остановил ее.
— Если они не знают этого, у старухи есть право на свои секреты. Мы не можем так бесцеремонно вторгаться в чужую жизнь и ворошить ее прошлое.
И Малин поняла, что Зак прав. Независимо от последствий. Если они перестанут уважать людей такими, каковы они есть, на какое уважение со стороны общества могут рассчитывать?
Она отвечает на вопрос Зака:
— Дождемся команды Шёмана. Сейчас они готовятся к тому, чтобы как можно тщательней прочесать лес, но для собак слишком холодно. Тем не менее они наверняка прихватят с собой парочку. Может, нам стоит появиться там раньше их?
— Нет, Малин. Если мы ничего не нашли вчера, что мы можем найти сегодня?
— Не знаю. Тогда мы можем свернуть к месту убийства и к другому дереву. Это ведь где-то рядом.
— Прошлой ночью там уже была машина. Нам бы сообщили, если б что-нибудь нашли.
— У тебя есть другие предложения?
— Нет, — отвечает Зак и поворачивает обратно.
Проезжая мимо домов в Блосведрете, они видят братьев, направляющихся к дому матери.
— Как ты думаешь, скоро ли Карин закончит с пробой ДНК Карла Мюрвалля? — спрашивает Малин. — Я хочу знать, он ли изнасиловал Марию Мюрвалль.
— Ты так думаешь?
— Нет, но я хочу знать. Я думаю, она снова обманула нас, хотя не знаю, в чем именно. Не сомневаюсь, она ни за что не впустила бы нас, если б не видела в этом никакой выгоды. Она по-прежнему всем здесь заправляет. И уцепится за любую соломинку, чтобы защитить то, что, как она считает, ей принадлежит. — Малин тяжело вздыхает. — И чтобы удержать при себе свои тайны.
Адам, Элиас и Якоб Мюрвалли сидят за столом на кухне матери.
Они попивают свежесваренный кофе, закусывая печеньем, которое Ракель только что разогрела в духовке, предварительно достав из морозильника.
— Вкусное печенье, мальчики?
Ракель Мюрвалль стоит у плиты с номером «Корреспондентен» в руке.
Похвалив печенье, сыновья ждут, что мать скажет им такого, о чем не хотела говорить, прежде не угостив кофе.
— Мартинссон и Форс, — начинает она, — только что были здесь и спрашивали о Карле. И если это не он истязал и искалечил ту женщину, которую нашли у дороги, как пишет газета, тогда зачем им было приезжать сюда? Притом что я заявила на них. Зачем им рисковать?
Она протягивает газету «мальчикам».
Пусть прочитают заголовок, посмотрят фотографии.
— Полиция ищет Карла. И здесь написано, женщину нашли в том же виде, что и Марию. И если вы заглянете в компьютер, то узнаете, что ночью они делали обыск в его квартире.
— Значит, это он напал на Марию в лесу?
Адам Мюрвалль словно выплюнул эти слова.
— Кто же это еще мог быть? — спрашивает Ракель Мюрвалль. — А сейчас он исчез. Это он, он сделал то же, что и раньше. Все как раньше.
— Свою собственную сестру?
— Дьявол.
— Выродок. Он выродок. Он всегда был им.
— Но почему?
В голосе Элиаса Мюрвалля слышится неуверенность.
— А почему мы так не любили его? Вы никогда об этом не задумывались?
Ракель выдерживает паузу и продолжает, понизив голос:
— Он был урод с самого своего рождения, не забывайте об этом. И он ненавидел ее, потому что она была одной из нас и не такая, как он. Потому что он сумасшедший. Вы сами знаете, как он убежал в лес. А его землянка всего в какой-нибудь миле от того места, где нашли Марию. Это он, все сходится.
— Но миля в лесу — это очень много, мама, — возражает Элиас. — Здесь все-таки есть над чем поразмыслить.
— Все сходится, Элиас. Он изнасиловал вашу родную сестру в лесу. Он уничтожил ее.
— Мать права, Элиас, — тихо говорит Адам и делает глоток кофе.
— Все так и есть, — соглашается Якоб. — Все сходится.
— Теперь вы сделаете то, что должны, мальчики. Ради сестры. Или как, Элиас? Мальчики…
— Но что, если полиция ошибается?
— Она часто ошибается, Элиас. Но не на этот раз, нет. Не сомневайся, что с тобой? Или, может, ты на его стороне?
Ракель Мюрвалль угрожающе размахивает газетой.
— Ты на его стороне? Подумай, может ли быть иначе? Все сходится одно к одному. Ваша сестра должна обрести покой. Может, она вернется к нам, как только узнает, что того, кто причинил ей зло, больше нет.
— Но они арестуют нас, мама, они заберут нас, — продолжает Элиас. — И в конце концов, всему есть предел.
— Не волнуйтесь, — успокаивает сыновей Ракель Мюрвалль. — Полицейские глупее кур. Вы знаете, где он сейчас. Сделайте это, мальчики, а там посмотрим. Слушайте же…
Дуб, на котором висел Бенгт Андерссон, выглядит так же, как любое одинокое дерево посреди равнины. Если не считать сломанной ветки.
Но теперь этот дуб навсегда связан с тем, что произошло здесь однажды в самом холодном из февралей. А весной его срубит крестьянин, которому надоели венки, и любопытные местные жители, и медитирующие женщины. Он выроет все до последнего корешка и не уйдет отсюда, пока не убедится, что от дуба ничего не осталось. Но где-то глубоко-глубоко в земле все-таки сохранится маленький корневой отросток, и он вырастет в новое дерево, одинокое посреди равнины, и оно будет снова и снова шептать над просторами Эстергётланда имена Мяченосца, Ракели Мюрвалль и Калле-с-Поворота.
Малин и Зак сидят в машине и смотрят на дерево.
Двигатель работает на холостом ходу.
— Здесь его нет, — говорит Зак.
— Но однажды он здесь был, — отзывается Малин.
В салоне «рейнджровера» пахнет бензином и моторным маслом, и кузов стучит, когда машина на высокой скорости проезжает по поселку Юнгсбру, мимо магазина «Вивохаллен», кондитерской и кафе «Клоетта» у подножия холма, рядом с мостом через реку.
Элиас Мюрвалль на заднем сиденье в отчаянии ломает руки и произносит слова, которые не хочет говорить вслух:
— Что, если она ошибается? Если он этого не делал? Тогда мы будем раскаиваться до конца жизни. Какое, черт возьми, мы имеем право…
Адам Мюрвалль оборачивается с пассажирского сиденья впереди:
— Это он, дьявол его подери, изнасиловал Марию. Все сходится. И теперь мы должны сделать это. Не ты ли часто повторяешь, Элиас, что не нужно показывать свою слабость? Не ты ли так любишь говорить об этом? Не нужно выглядеть слабаком. Так и не делай же этого сейчас. Следи за собой…
И автомобиль кренится, сползая в канаву прямо у поворота на Ульсторп.
— Ты прав! — кричит Элиас. — Я не слабак.
— Проклятье! — ругается Якоб Мюрвалль. — Сейчас мы сделаем то, что должны, и не о чем здесь болтать. Понятно?
