машину.
За магазином небольшой кабинет. Папки с бумагами на полке, факс. И еще одна дверь. Два крепких висячих замка на задвижке. Такие ли уж они крепкие?
В мастерской Бёрье находит лом. Возвращается в кабинет и просовывает его за задвижку, повисая на нем всей тяжестью. Вскоре замок поддается, Бёрье еще раз налегает на лом грудью — металл гнется, и задвижка отлетает.
Он заглядывает в комнату и сразу чувствует хорошо знакомый запах оружия. А потом видит ряды стволов, выстроившиеся вдоль стен. «Что за черт?» — думает он. И тут ему приходит в голову, что все это время комната не была достаточно хорошо защищена от взлома. Если человек хранит оружие на бензоколонке, то он не слишком опасается кражи, иначе держал бы его где-нибудь в другом месте.
Бёрье усмехается, представляя себе разговор в мини-автобусе: «Что бы вы ни делали, не трогайте бензоколонку в Блосведрете. Братья Мюрвалль совершенно сумасшедшие, имейте в виду».
Темнота сгущается у горизонта. Все смешалось в голове Малин: люди в форме и без, кровь, оружие, замороженное мясо. Вся семья собралась на кухне Адама Мюрвалля и теперь следит за ними из окна старухиного дома.
Малин кажется, что здесь кого-то не хватает. Кого? Ну конечно же, Даниэля Хёгфельдта. Ему полагалось бы уже подоспеть.
Но вместо него явился какой-то другой газетный писака, имени которого она не знает. Девица- фотограф все та же, с кольцом в носу и прочим.
Малин ловит себя на том, что ей очень хочется спросить про Даниэля. Но это совершенно невозможно, с какой стати?
Звонит телефон.
— Привет, мама.
— Туве, милая, я скоро буду дома. Сегодня у нас на работе так много всего случилось.
— Ты не хочешь спросить, хорошо ли мне было этой ночью у папы?
— Разумеется, тебе было…
— Да!
— Ты дома сейчас?
— Дома. Правда, я думала, не сесть ли мне на автобус и не поехать ли к Маркусу.
Сквозь шум доносится голос Юхана:
— Бёрье нашел на бензоколонке много оружия.
Малин глубоко вдыхает холодный воздух.
— К Маркусу? Было бы… может, ты там и перекусишь заодно?
38
Щеки Карин Юханнисон сияют, словно отражая свет фар. Ее коричневый загар оттенен блестящей тканью гламурного пуховика винно-красного цвета. Это уже не тот, что был на ней в прошлый раз, под деревом, другой.
«Бордо», — думает Малин. Именно так, должно быть, сама Карин обозначает этот цвет.
Карин качает головой, приближаясь к Малин, которая топчется у входа в мастерскую.
— Насколько мы можем судить, здесь кровь исключительно животных, но потребуется не один день, чтобы обследовать каждый квадратный сантиметр помещения. Если хочешь знать мое мнение, здесь они забивали животных.
— Давно?
— В последний раз несколько дней назад.
— На многих из них сейчас охота закрыта.
— Это я определить не могу, — говорит Карин.
— Однако это не мешает кое-кому охотиться круглый год, — продолжает Малин.
— Браконьерство?
Карин морщит лоб, словно ей неприятна сама мысль о том, что можно бродить по лесу в тридцатиградусный мороз с винтовкой за плечами.
— Вполне возможно, — отвечает Малин. — Ведь это деньги. Когда я жила в Стокгольме, то часто спрашивала себя, откуда в магазинах свежая лосятина круглый год.
Карин направляет взгляд в сторону гаража.
— Похоже, то же самое и с машиной. Насколько можно судить сейчас.
— Кровь животных?
— Да.
— Спасибо, Карин, — говорит Малин, улыбаясь сама не зная чему.
Карин смущена.
Она поправляет шапку так, что показываются мочки ушей, в каждой из которых мерцает по маленькой сережке с тремя бриллиантами.
— С каких это пор, — спрашивает она, — мы стали благодарить друг друга за выполнение служебных обязанностей?
На полу магазина при бензоколонке выстроились черные мешки для мусора, наполненные оружием. «Это не обычный магазин, — думает Малин, — с горячей колбасой и хот-догами, а просто центр бензоколонки». Несколько обязательных плиток шоколада да гудящий в углу ржавый холодильник для напитков, остальное — моторные масла, запчасти, автомобильные аксессуары.
Янне бы здесь понравилось.
Винтовки из Хюскварны.
Гравюры с изображениями косуль и лосей, мужчин, пробирающихся сквозь лесную чащу, цветов.
Охотничьи ружья «смит-и-вессон».
Пистолеты «люгер», кольт и «ЗИГ-Зауэр Р-225» — штатное оружие полиции.
Ни маузеров, ни пневматических ружей. Насколько может судить Малин, здесь нет оружия, из которого могло быть прострелено окно Бенгта Андерссона.
В домах нашлись только охотничьи дробовики и ружья. Может, у братьев есть тайник в другом месте? Или же, несмотря на весь этот арсенал, они не имеют никакого отношения к выстрелу в окно, как и утверждают?
Самое интересное: два армейских автомата «Карл-Густав М/45» и ручная граната. «Похожа на яблоко, — замечает про себя Малин, — на неправильной формы яблоко нездорового зеленого цвета».
— Слово даю, что эти пистолеты и граната с оружейного склада в Кварне, который был ограблен пять лет назад, — говорит Бёрье. — Тогда было украдено десять таких пистолетов и ящик гранат. Черт меня возьми, если это не оттуда.
Он кашляет, бродит взад-вперед по комнате.
— Со всем этим они могли бы начать войну, — говорит Зак.
— А может, уже начали, — отвечает Бёрье, — когда повесили Бенгта Андерссона на дереве.
Якоб и Элиас Мюрвалли сидят по обе стороны от своей матери за кухонным столом в ее доме. На заднем плане — выдвинутые ящики, на тряпичном ковре на полу груды фарфоровой посуды.
Братья напряжены, словно в ожидании приказа, который надо будет выполнить любой ценой. «Совсем как на войне, — думает Малин, вспоминая слова Бёрье, — готовые вот-вот подняться из окопа и ринуться на врага».
Ракель Мюрвалль, почтенная матрона, сидит между ними: нижняя челюсть слегка выдвинута, голова откинута.
