— Вы, Малин и Зак, берите этих, — сказал Свен Шёман. — Надавите на них, припугните.
Полицейские в форме ждут за дверью, в гостиной — на всякий случай.
Зак и Малин сидят напротив этой троицы. Все давно расписано, ход допроса — рутина. Все старо как мир: есть зло и есть добро. У Зака глаза волка, почуявшего запах крови посреди замерзшей равнины.
— Хоть самого черта.
— О’кей. А ты выдержишь?
— Рядом с тобой я спокойна, как слон.
Малин нагибается через стол, смотрит сначала на Якоба, потом на Элиаса и их мать.
— Вы нажили себе кучу неприятностей.
На лицах никакой реакции. Все трое глубоко и ровно дышат, как будто их сердца и легкие работают в одном ритме.
— По пять лет каждому. Как минимум, — продолжает Зак. — Кража со взломом, незаконное хранение оружия, браконьерство, а если мы найдем человеческую кровь, речь будет идти об убийстве.
— Кража? Какая кража? — недоумевает Элиас Мюрвалль.
— Тсс… Ни слова больше, — шипит их мать.
— Или вы думаете, мы не можем взять вас за армейские пистолеты?
— Никогда, — шепчет Элиас. — Никогда.
Малин видит, как что-то в голосе Элиаса Мюрвалля выводит Зака из себя. Такое бывало и раньше — когда он, словно выдернув из себя предохранители, вдруг превращается в сгусток энергии, клубок мускулов и адреналина. Единым движением он огибает стол, хватает Элиаса Мюрвалля за шею и давит, прижимая его голову к деревянной столешнице так сильно, что у того белеют щеки.
— Проклятый индеец, — шепчет Зак. — Я повыдергиваю перья из твоей задницы и запихаю их тебе в глотку.
— Тихо, Якоб, — говорит мать. — Тихо.
— Это вы убили его, черт, вы сделали это? Там, в мастерской? Как паршивую собаку. А потом вывесили на дереве на всеобщее обозрение, чтобы вся проклятая равнина знала, как тягаться с Мюрваллями. Вы сделали это?
— Пусти, — шипит Элиас Мюрвалль, а Зак давит все сильнее. — Пусти меня, — скулит тот, и Зак убирает руку.
«Железная хватка, — думает Малин. — Ты и один бы справился с братьями, если бы потребовалось».
— Я понимаю, — спокойно говорит Малин, когда Зак возвращается на место, — вы не могли избавиться от мысли, что это Бенгт изнасиловал вашу сестру, и захотели отомстить ему так, чтобы это видели все.
— Какое нам дело до всех? — подает голос Якоб Мюрвалль.
Хозяйка откидывается на спинку стула, сложив на груди руки.
— Ни слова, мать, — говорит Элиас Мюрвалль.
— Разве этого не достаточно? — спрашивает Зак. — Мы, конечно, найдем кровь Бенгта на пикапе, и у нас будут все основания, чтобы предъявить обвинение.
— Вы не найдете там его крови.
— Вы должны были сильно разозлиться. В прошлый четверг вы поддались злобе. Это был день мести? — У Малин мягкий голос, в глазах сочувствие.
— Берите мальчиков за браконьерство и хранение оружия, — говорит мать. — Об остальном они ничего не знают.
«А ты знаешь?» — думает Малин.
— А вы знаете?
— Я? Я не знаю ничего. Расскажите ей об охоте, мальчики, и об избушке у озера, расскажите, и отделаемся наконец от этого.
39
Перед ней двери, приоткрытые и закрытые, как эта.
Палец Зака на кнопке звонка. Над входом небольшой красный козырек, свет в окне рядом с дверью. Там кухня, но в ней никого нет.
Улица Палласвеген.
Около тридцати домов, построенных, судя по архитектуре, в конце семидесятых, разбросаны на забытом клочке земли сразу же за муниципальным пляжем Юнгсбру. По краям обледенелых, но тщательно посыпанных гравием дорожек выстроились мертвые белые кустарники, перед каждым подъездом расстилается небольшой, покрытый снегом газон.
«На виллу не тянет, — думает Малин. — Жилье ни то ни се, для тех, у кого нет средств на большее. Интересно, люди в этих домах тоже превращаются в ни то ни се? Даже гаражи за окруженной кустарником парковкой имеют какой-то расхлябанный вид».
Мама Иоакима Свенссона — Маргарета.
«Она дома, — думает Малин. — Почему же не открывает?»
Зак звонит снова, из его рта струится пар, белый в сгущающихся вечерних сумерках.
Когда они припарковались, часы в машине показывали 17.15. Вечер, или, может, ночь, будет долгим.
Братья сидят в камерах.
Где-то в лесу стоит избушка.
Потом Малин слышит шаги на лестнице. Скрип замка — и дверь приоткрывается.
«Ох уж все эти люди, — думает Малин, — те, что смотрят на мир сквозь щелку своей двери. Чего они боятся?»
Перед глазами возникает висящее на дереве тело Бенгта Андерссона.
Братья Мюрвалль. Ракель. «А пожалуй, хорошо, что ты, Маргарета, держишь дверь на замке».
— Маргарета Свенссон? Мы из полиции Линчёпинга, и у нас есть несколько вопросов, касающихся вашего сына. Можно нам войти?
