— Ну, сейчас ты будешь хорошим мальчиком и расскажешь, что знаешь. Это серьезно! Не какая- нибудь дурацкая игра!
— Твой отец прав, — тихо говорит Малин. — Ты нажил себе кучу неприятностей, но если все расскажешь, можешь облегчить свое положение.
Мальчик смотрит на Малин. Она пытается успокоить его взглядом, внушить, что все образуется, и он почти верит ей или решает для себя, что вся эта дрянь уже не имеет никакого значения.
И начинает рассказывать.
О том, как прочитал в газете о трупе на дереве и о Мидвинтерблоте. Как здорово получилось, что он был дома с мамой в тот вечер, когда произошло убийство, и не имеет к этому ни малейшего отношения, потому что это все-таки убийство. О том, как устал от своей вонючей собаки и как его подруга Сара Хамберг предложила стащить поросят у ее родителей. Что у приятеля Хенкана Андерссона оказался в распоряжении простой в управлении грузовой автомобиль, и как он нашел в Сети сайт того самого Рикарда Скуглёфа, о котором читал в газете, посвященный сейду и с описанием обряда Мидвинтерблот. Он рассказывал, как вдруг стал одержим идеями Асатру, и как получал множество странных подстрекательских писем по электронной почте, и как одно шло к другому, так что это уже нельзя было остановить, словно какая-то неведомая сила владела им.
— Мы выпили пива и взяли с собой ножи. Я не думал, что вытечет так много крови. Просто ужас сколько крови! Это было офигенно, правда, чертовски холодно.
Его мама снова ударяется в слезы.
А у папы вид такой, словно он готов наброситься на сына с кулаками.
За окнами больничной палаты беспросветная ночь.
— А Рикард Скуглёф был с вами?
Мальчик качает головой:
— Нет, только те чокнутые, с которыми я переписывался по электронной почте.
— А Валькирия Карлссон?
— Кто это?
— Почему ты побежал? — спрашивает Малин. — И зачем целился в инспектора Сверда?
— Не знаю, — отвечает мальчик. — Я не хотел, чтоб меня схватили, ведь так оно делается в таких случаях?
— Голливуд надо взорвать, — бурчит Зак.
— Что вы сказали? — Мальчик проявляет неожиданный интерес.
— Ничего. Просто мысли вслух.
— Еще один вопрос, — говорит Малин. — Ты знаком с Йимми Кальмвиком и Иоакимом Свенссоном?
— Знаком? С Йоке и Йимми? Нет, но я слишком хорошо знаю, кто это. Две порядочные свиньи.
— Они принимали в этом какое-нибудь участие?
— Ни малейшего. Я никогда бы не стал добровольно иметь с ними дело.
— Будем брать Скуглёфа? — спрашивает Малин Зака на пути к лифту по выходе из отделения.
— За что? За подстрекательство к насилию над животными?
— Ты прав. Оставим его пока. Но вероятно, в свое время нам надо будет снова поговорить с ним и Валькирией Карлссон. Кто знает, к чему еще они могли подстрекать.
— Да, а Юхан допросит остальных детей, которые были в поле.
— Ага. Но на сегодня у нас еще одно дело.
— Какое же?
— Мы должны навестить Бёрье.
Белые лакированные окошки на кухне так и сверкают чистотой, на обеденном столе финская скатерть от «Маримекко» в оранжевых и черных тонах, под потолком РН-лампа.[45]
Все на кухне Бёрье Сверда дышит покоем, а эстетический уровень далеко за пределами возможностей самой Малин.
И такой весь дом — ухоженный, уютный, красивый.
Бёрье сидит во главе стола. Его жена Анна в инвалидном кресле рядом; она мертвой хваткой вцепилась в подлокотники, лицо как застывшая маска. Ее тяжелое дыхание, упорное, мучительное, заполняет комнату.
— И что я должен был делать? — спрашивает Бёрье.
— Ты все сделал правильно, — отвечает Зак.
— Абсолютно, — соглашается Малин.
— И никаких «но»?
— Никаких, Бёрье, пуля попала туда, куда было нужно.
— Черт бы его подрал, — ругается Бёрье. — Будет знать, как мучить животных.
Малин качает головой:
— Это безумие.
— Теперь меня, вероятно, не будет пару недель, — говорит Бёрье. — Обычно это требует времени.
Из инвалидного кресла доносится бульканье, а потом несколько членораздельных звуков.
Неужели это речь?
Снова слышатся звуки, в которых чувствуются упорные попытки сформировать какие-то слова.
— Она говорит, — переводит Бёрье, — что пора положить конец всем этим ужасам.
— Да, действительно пора, — соглашается Малин.
— Что было на работе, мама? — спрашивает Туве и тянется за кастрюлей с картофельным пюре, стоящей на кухонном столе. — Ты выглядишь усталой.
— Что случилось? Некие подростки, чуть постарше тебя, натворили кучу глупостей.
— Что за глупости?
— Очень большие. — Малин прожевывает пюре и продолжает: — Пообещай мне, Туве, что никогда не будешь делать глупостей.
Туве кивает.
— И что с ними теперь станется?
— Сначала вызовут на допрос, а потом ими займутся социальные службы.
— Как это?
— Не знаю, Туве, но, думаю, о них позаботятся.
50
