слепые глаза. — Какие ужасы! И эти братья Мюрвалль, как видно, еще те фрукты. Должно быть, я пропустил их, прежде чем попасть сюда. Разумеется, я знаю их мать и отца.
— И что вы скажете об их матери?
— Она не особенно выставляет себя напоказ. Но я помню ее глаза. Когда я видел их, то понимал: это идет Ракель Карлссон, женщина, с которой шутки плохи.
— Карлссон?
— У нее та же фамилия, что и у меня. Карлссоны, пожалуй, самая распространенная фамилия на равнине. Да, так звали ее до того, как она вышла за Черного Мюрвалля.
— А что за человек был Черный?
— Пьяница и хвастун, но в глубине души трус. Не то что Калле-с-Поворота. Совсем другого сорта.
— А сын, у нее же был сын до брака с Черным?
— Был, насколько я помню, хотя его имя вылетело у меня из головы. Я думаю, его звали… Ну что ж, кое-какие имена исчезли из моей памяти. Время стерло их, словно ластиком. Но одно я помню точно: отец мальчика погиб во время кораблекрушения, когда она была еще беременна.
— И каково ей приходилось с ребенком? Должно быть, тяжело…
— Никто никогда его не видел.
— Не видели?
— Все знали, что он есть, но никто его не видел. Она ни разу не показывалась с ним в поселке.
— А потом?
— Ему было года два, когда она вышла за Черного Мюрвалля. Но видишь ли, фрекен Форс, ходили разные слухи…
— Какие слухи?
— Об этом надо говорить не со мной, а с Вейне Андерссоном.
Готфрид Карлссон берет ее руку в свою, жилистую.
— Он живет в больнице в Шернорпе. Он был на «Дориане», когда тот затонул, и точно расскажет, что и как.
Дверь в комнату открывается, и Малин оборачивается.
На пороге стоит сестра Херманссон.
Короткие завитые волосы, кажется, поднялись дыбом. И сегодня, сменив очки с толстыми стеклами на контактные линзы, она выглядит моложе по крайней мере на десять лет.
— Инспектор Форс, — говорит она. — Как вы посмели?
54
— Никто, даже полиция, не приходит без предупреждения к моим жильцам.
— Но…
— Никто, инспектор Форс, никто. И вы не исключение.
Сестра Херманссон увлекает Малин за собой в маленькую комнату медсестер в коридоре и там продолжает:
— Они кажутся сильнее, чем есть на самом деле. Большинство из них слабы, и в это время года, в такой сильный мороз, мы теряем их одного за другим, и все это причиняет беспокойство моим…
Сначала Малин разозлилась. Жильцы? Разве это не означает, что здесь их дом и они могут делать, чего им хочется? Но потом поняла, что Херманссон права. Кто позаботится о стариках, кто защитит их, если не она?
Малин извиняется, прежде чем выйти.
— Извинения принимаются, — отвечает Херманссон, которая теперь выглядит довольной.
— И смените моющие средства, — добавляет Малин.
Херманссон смотрит на нее задумчиво.
— Да, мы используем непарфюмированные. Есть парфюмированные средства, не вызывающие аллергии и с куда более приятным запахом. Да и стоят они не намного дороже.
Херманссон погружается в раздумья.
— Хорошая идея, — говорит она и принимается рыться в бумагах, как бы показывая этим, что разговор окончен.
А Малин проходит через ворота и направляется на парковку, к своей машине.
И тут звонит телефон.
Она спешит обратно в вестибюль и, снова погрузившись в тепло, источающее неестественный химический запах, достает трубку.
— Все правильно. Соответствует спискам на сайте Морского общества. — Голос у Юхана Якобссона довольный.
— То есть теплоход «Дориан» потерпел крушение и на его борту находился некий Пальмквист, который потонул?
— Именно. Его не было среди тех, кто спасся на шлюпках.
— То есть часть людей спаслась?
— Да, похоже, так.
— Спасибо, Юхан. Ты меня очень выручил.
Руины.
И озеро, как кажется навсегда скрытое подо льдом.
На несколько секунд Малин отрывает взгляд от трассы и смотрит на Роксен. Машины на расчищенной дороге поверх метровой толщи льда скользят в относительной безопасности, а на другом берегу, вдали, струится дымок из труб миниатюрных, словно на почтовых марках, домов.
Замок Шернорп.
Он горел в восемнадцатом веке, был восстановлен и по сей день является резиденцией семьи Дуглас. И по сей день здесь пахнет большими деньгами.
Нет замка мрачнее. Серое оштукатуренное строение из камня с как будто ссохшимися окнами и почти пустой площадкой на заднем плане с флангов прикрыто непритязательными зданиями складских помещений. Дремлющие неподалеку руины старого замка — словно вечное напоминание о том, что может быть хуже.
Дом престарелых расположен на границе замковых угодий, сразу за поворотом, где дорога наконец выходит из леса, на простор с видом на озеро.
Малин думает о том, что в этом трехэтажном белом здании живет, по всей вероятности, не более трех десятков стариков, и о том, как здесь, должно быть, тихо — только редкие автомобили, проезжающие по шоссе.
Она припарковывается у входа.
С какой Херманссон придется столкнуться на этот раз?
Потом она вспоминает о сегодняшнем вечере и о том, что Туве пригласила Маркуса на ужин. Она надеется освободиться к тому времени, но, глядя в сторону здания, ловит себя на мысли: «Вейне Андерссон. Сегодняшний ужин под угрозой».
Вейне Андерссон сидит в инвалидном кресле у окна с видом на Роксен.
Пожилая медсестра у регистрационной стойки была, кажется, рада приходу Малин и как будто не обратила никакого внимания или совершенно не была обеспокоена тем, что гостья из полиции и пришла по делу.
— Вейне будет рад, — сказала она. — Его так редко навещают. И он любит общаться с молодежью, — добавила она, сделав паузу.
«С молодежью? — подумала Малин. — Считаю ли я по-прежнему себя принадлежащей к этому племени? Туве — вот молодежь. Но не я».
