желтый цвет. Они похожи на двух рыб в аквариуме посреди равнины.
«Смотри вперед, — говорит себе Юнни. — Дорога — вот на чем ты должен сейчас сосредоточиться».
Переступив порог полицейского участка, Малин сразу же направляется в буфет. Свежий кофе из автомата.
Она садится за стол возле окна, выходящего во внутренний двор.
Небольшая асфальтированная площадка в это время года всегда завалена снегом. Весной, летом и осенью ее украшают неказистые цветочные клумбы.
Рядом на столе лежит журнал.
Малин протягивает к нему руку.
«Амелия».
Старый номер.
Заголовок: «Ты хорош, каков ты есть».
На следующей странице: «Специальная липосакция от Амелии».
Малин закрывает журнал, поднимается и идет к своему рабочему месту.
Ей бросается в глаза желтый листок на столе, словно восклицательный знак посреди вороха бумаг.
Записка от Эббы с регистрационной стойки.
Малин, позвони по этому номеру. Она сказала, что это важно. 013–173–928.
Больше ничего.
Малин берет записку и идет к регистрационной стойке. Эббы нет на месте, работает одна София.
— Ты не видела Эббу?
— Она на кухне. Пошла выпить кофе.
Малин находит Эббу на кухне. Та сидит за круглым столиком и листает какой-то журнал. Малин показывает записку:
— Что это?
— Звонила какая-то дама.
— Это я и сама вижу.
Эбба морщит нос.
— Она не захотела рассказывать о своем деле, но, насколько я поняла, это важно.
— Когда она звонила?
— Сразу перед тем, как ты пришла.
— И больше ничего?
— Да! — вспоминает Эбба. — Она словно чего-то боялась: говорила неуверенно и все время шепотом.
Малин ищет номер в «Желтых страницах».
Закрытый.
Он защищен, и до него не доберешься без формальностей, которые займут кучу времени.
Малин берет трубку, но никто не подходит, даже автоответчика нет.
Однако минуту спустя раздается звонок.
— Да, это Малин Форс.
— Это Даниэль. Есть что-нибудь новенькое для меня?
Малин охватывает злоба, но потом она становится на удивление спокойной, как будто хотела слышать его голос, и старается не обращать внимания на свои чувства.
— Нет.
— Как ты прокомментируешь обвинения в преследовании?
— Ты спятил, Даниэль?
— Меня не было несколько дней. Ты не хочешь спросить, где я пропадал?
— Нет.
Хочу спросить, хочу не хотеть спрашивать.
— Я был в Стокгольме, в «Экспрессен». Они предлагали мне работу. Но я поблагодарил и сказал «нет».
— Почему?
Вопрос вылетел сам собой.
— Так тебя это все-таки волнует? Никогда не делай того, чего все от тебя ждут, Малин. Никогда.
— Пока, Даниэль.
Она кладет трубку, но тут же раздается новый звонок. Даниэль? Нет.
На дисплее неизвестный номер. На другом конце провода молчание.
— Форс. С кем я говорю?
Вздохи, в которых чувствуется нерешительность. Может, страх. Наконец раздается женский голос, мягкий, но беспокойный, как будто сообщающий что-то запретное:
— Да…
Малин ждет.
— Мое имя Вивека Крафурд.
— Вивека, я…
— Я работаю психоаналитиком здесь, в Линчёпинге. Речь пойдет об одном из моих пациентов.
Малин инстинктивно хочет попросить женщину замолчать. Она ничего не желает знать об этом пациенте, так же как и женщина не желает о нем рассказывать.
— Я читала, — продолжает голос, — о том деле, которым вы сейчас занимаетесь, об убийстве Бенгта Андерссона.
— Вы сказали…
— Я думаю, что один из моих пациентов… я должна кое о чем вам рассказать.
— Что за пациент?
— Вы понимаете, этого я сказать не могу.
— Тем не менее нам стоит поговорить?
— Не уверена. Но приходите ко мне в кабинет сегодня к одиннадцати часам. Дроттнинггатан, дом три, напротив «Макдоналдса». Код подъезда девяносто четыре девяносто.
Вивека Крафурд кладет трубку.
Малин смотрит на монитор. Часы показывают 07.44. Еще три часа с четвертью.
Мартини, вино и коньяк. Она чувствует себя какой-то опухшей.
Поднявшись, Малин направляется к лестнице в спортзал.
Сколько я уже так иду?
Рассвело, но все-таки еще не день. Я бреду через поле, совершенно не представляя, где сейчас нахожусь.
Вся я — сплошная рана, но благодаря морозу не чувствую своего тела.
Я с трудом передвигаю ноги и не могла далеко уйти. За мной гонятся? Черный очнулся? Может, он близко?
И этот цвет, это черный едет в своем автомобиле? Это мотор темноты?
Выключите свет.
Он ослепляет меня. Подумайте о моих глазах. Может быть, это последнее, что у меня осталось.
«Глаза на дороге, — думает Юнни Аксельссон. — Глаза. Мне бы такие — доехал бы точно».
Прямо из леса.
Хорошо, что здесь открытое поле, но ветер и мороз затрудняют видимость, как будто дыхание земли, встречаясь с холодной атмосферой, превращается в пар.