Страх как паразит, насилие — его выражение, которое медленно-медленно убивает в городе всякую радость жизни. «Если только нам не удастся его остановить, — думает Малин. — И как можно скорее».
Она проходит мимо редакции «Корреспондентен» на улице Сентларсгатан. Даниэль уже наверняка на месте, в парке Ярнсвэг.
Отель «Фримис». Зак сообщил, что и жертва, и парень, который ее обнаружил, подрабатывали там летом. Фасад здания напоминает рыцарский замок. Там, внутри, проводят встречи эти нелепые вольные каменщики. Карим — член данной организации. И сын Зака Мартин выступал там перед старичками, рассказывая о том, каково быть звездой спорта.
Малин согласна думать о чем угодно, только не о том зрелище, которое ожидает ее за углом: две патрульные машины, полицейские в форме, натянутые ленты заграждения, журналисты и фотографы.
Густые заросли вдоль посыпанных гравием дорожек. Еще один красивый куст. Рододендрон? Рябинник, липа и дуб.
В зарослях — Карин Юханнисон.
Малин различает ткань с красными и оранжевыми цветами — то потрясающее платье, которое она уже видела на Карин.
Та стоит, склонившись над телом.
— Ее зовут София Фреден.
В голосе Карин тоже слышится усталость — не равнодушие или отчаяние, а скорее сочувствие, сопричастность, которых Малин никогда раньше у нее не замечала.
— Еще одна, — произносит Карин, выпрямляясь и глядя на Малин. Взгляд полон сочувствия, но и гнева. — Еще одна, — повторяет она.
Малин кивает, смотрит на труп — глаза закрыты, кожа на выскобленном теле блестящая, белая почти до прозрачности, на груди несколько глубоких ран, аккуратных, несмотря на кровь, но не таких, как у Тересы или Юсефин. Кровь, вытекшая из ран, из-за контраста белого и красного придает телу странно торжественный вид.
Отчетливый запах хлорки.
— У тебя есть мысли по поводу ран? — спрашивает Малин. — Они отличаются от прежних. И больше крови осталось.
— Раны? — переспрашивает Карин. — Да, они совершенно другие. Как будто нанесены когтями птицы или морской свинки, а может быть, кролика или кошки. Почему больше крови? Возможно, убийца не успел полностью отмыть ее или дождаться, пока раны перестанут кровоточить. Мы все же в самом центре города.
В голосе Карин не чувствуется того превосходства, которое в нем обычно присутствует, от этого она кажется мягкой и милой.
Когти кролика.
Ты экспериментируешь? Если только ты найдешь правильный метод, то все решится, твои желания исполнятся?
Клетки в усадьбе Лолло Свенссон.
— Такое ощущение, что он или она экспериментирует, — говорит Малин, — поскольку раны каждый раз другие.
— Может, ты и права. Но откуда мне знать?
Издалека до нее доносится голос Даниэля Хёгфельдта:
— Малин, это тот же злоумышленник?
И Карин отвечает на его вопрос, но тихо, только для Малин:
— Синие частички краски во влагалище, тело выскоблено, она задушена. Я могу гарантировать, что преступник один и тот же.
Малин смотрит в глаза Карин, мигает в ответ.
— На ее месте мог бы быть кто-то из нас, Малин, будь мы помоложе.
— А где тот парень, который нашел ее?
— Сидит с Мартинссоном в его машине на парковке.
Патрик Карлссон на заднем сиденье машины до смерти перепуган. Кажется, боится, что его заподозрят.
— Патрик, мы не думаем, что ты имеешь к этому отношение. Ты вне подозрений.
Гудение кондиционера в машине — один из самых часто встречающихся и самых приятных звуков этого лета.
— Мы уже проверили твое алиби, — говорит Зак. — И мы знаем, что вы с ней работали вместе. Нас интересует только одно — можешь ли ты рассказать о ней что-нибудь, что нам необходимо знать.
— Я общался с ней всего пару раз. — По-детски округлые щеки Патрика движутся вверх-вниз, когда он говорит. — У нее было всегда так много работы, она едва успевала поворачиваться. Говорила, что лучше бы снова устроилась в кафе при бассейне «Тиннис» — там она работала прошлым летом.
«Тиннис». Дорого бы я сейчас дала, чтобы окунуться и поплавать.
— Я ее и не знал толком. Хотя, конечно, мне она нравилась. Но, я уже говорил, я просто ехал на работу и случайно проезжал мимо.
«София, — думает Малин. — Она просто шла с работы. И случайно прошла мимо злоумышленника?»
— Ты знаешь, где жила София?
— В Мьёльбю. Она наверняка шла на электричку.
— В Мьёльбю? — переспрашивает Малин и закрывает глаза.
«Мы отстаем шагов на сто», — думает она.
34
Это один из тех дней, когда ее так и тянет выпить — два, три, четыре бокала пива за обедом, а затем скоротать вечер при помощи большой бутылки текилы. Но такого никогда не происходит, она не поддается импульсам, вместо этого сидит на позднем утреннем совещании.
Во главе стола — собранный Карим Акбар, за ним белая доска, матово отражающая дневной свет, который просачивается через щелки опущенных жалюзи.
Свен Шёман сидит слева от Карима, под глазами у него мешки, выступающий живот стянут застиранной желтой рубашкой. Малин знает, что он особенно страдает от жары, что этим летом каждый день дается ему куда тяжелее, чем остальным. Еще весной она отметила, что он выглядит все более усталым, но не хотела спрашивать, в чем причина, не хотела говорить вслух об очевидном, даже думать о том, что произойдет, если он засядет на больничный или его сердце не выдержит нагрузок.
Наставник.
«Ты мой наставник, Свен».
Его мантра: «Малин, слушай голоса, звучащие во время следствия. Постарайся услышать, что они хотят сказать тебе». За долгие дни, недели, месяцы она перевела это в такую форму: «Вглядывайся в образы, прислушивайся к предчувствиям, постарайся различить закономерность».
Напротив Свена сидит Зак — снова в тонусе, с прямой спиной, готовый принять на себя любую гадость, которую припасло для них будущее. Нас не сломить! В его взгляде читается голод, он ничего не скрывает — человек без двойного дна.
На совещании впервые присутствуют коллеги из Муталы и Мьёльбю.
Пер Сундстен — более молодой вариант Юхана Якобссона: без детей, стройный и жилистый, одетый в помятый летний костюм. Открытое лицо, обрамленное льняными, чуть длинноватыми волосами, невинный, но внимательный взгляд и острый нос, который опускается к тонким губам. «Очень интеллигентное лицо», — думает Малин.
Вальдемар Экенберг — урод, ставший полицейским: его приверженность насилию как главному
