происходящих в Новом Свете. Я узнала, что у американцев теперь новый президент – Джеймс Полк[18]и что вскоре на карте страны появится новый штат с экзотическим названием Техас. До сих пор он являлся спорной территорией, формально принадлежащей Мексике, но фактически заселенной большим числом белых колонистов. В Техасе, как и на всем американском Юге, по- прежнему сохраняется рабство, что вызывает яростное недовольство в северных штатах, где многие (таких людей называют аболиционистами) выступают за его отмену. Плантаторы, привыкшие обращаться с рабами как со своей собственностью, естественно, против. К тому же Мексика не намерена уступать американцам Техас. По мнению мистера Джеффриса, война между Мексикой и Соединенными Штатами неминуема и может разразиться в любое время, у американцев существуют также разногласия и с Англией относительно того, где должна пролегать северо-западная граница с Канадой. По остроумному замечанию нашего гостя, Новый Свет напоминает сейчас пороховой склад, в который вот-вот ударит молния (в трансильванской глуши это воспринимается почти как сказка). Мистер Джеффрис мастерски подражал гнусавому произношению американцев, и мы с Аркадием смеялись, как дети. Я вновь порадовалась, видя, сколь благотворно действует на мужа общество этого англичанина.
После обеда мистер Джеффрис напомнил Аркадию о его обещании показать часовню. Я сказала, что тоже хочу пойти, поскольку еще там не была. Мужчины уставились на меня с удивлением и какой-то тревогой, а Аркадий стал торопливо возражать, говоря, что уже поздно (хотя часы показывали всего лишь восемь вечера) и что в моем положении мне следовало бы отдохнуть. Я резко отмела его неубедительные доводы и попросила мужчин немного подождать, пока я схожу за теплой шалью. Мистер Джеффрис лукаво улыбнулся и сказал, что американцы оценили бы твердость моего характера. Аркадий сдался, и мы все засмеялись.
По правде говоря, меня не так уж сильно интересовала часовня. Просто мне не хотелось вновь оставаться одной и мучительно думать о том, что я скажу Аркадию после ухода нашего гостя, или сидеть у окна и тревожиться о Жужанне.
Однако часовня по-настоящему поразила меня. В Англии я таких зданий не видела. Часовня отличалась и от всех местных храмов, которые мне довелось увидеть по дороге из Бистрица. В ее архитектуре явно чувствовалось турецкое влияние. Стены украшены мозаичными изображениями святых, выполненными в византийской манере. Их там, наверное, несколько тысяч. Почти над самым алтарем возвышался свод купола, из самой высокой точки которого свисает тяжелая люстра. Задняя стена часовни представляет собой усыпальницу. Она почти сплошь покрыта золотыми табличками с именами предков Аркадия.
Похоже, на мистера Джеффриса большее впечатление произвели не прекрасные мозаики, а именно усыпальница. Аркадий объяснил мне: при строительстве часовни здесь специально были сделаны ниши наподобие пчелиных сот. Когда кто-то умирал, гроб с телом покойного устанавливали в нишу, отверстие закрывали каменной кладкой, на которую прикрепляли табличку с именем умершего и датами его жизни. Сумрачная торжественность часовни не располагала к разговорам. Мы стояли и молча читали имена предков моего мужа. Мистер Джеффрис достал из кармана небольшой блокнот и начал что-то записывать.
Спустя некоторое время наш гость повернулся к Аркадию и негромко спросил:
– Забыл у вас поинтересоваться... Когда мы стояли перед портретом Влада Дракулы...
Это сразу же пробудило мое любопытство. Похожее слово – Дракул – я слышала от слуг и от старика- кучера, который вез нас из Бистрица до ущелья Борго. Смутившись, мистер Джеффрис тут же поправил себя:
– Простите. Я хотел сказать: у портрета Влада Цепеша... Эту фамилию можно как-нибудь перевести?
Аркадий ответил не сразу: он продолжал внимательно рассматривать стену усыпальницы. По отрешенному взгляду мужа я догадалась, что он вновь погрузился в раздумья о событиях последних дней. Возможно, он думал о своей размолвке с дядей и о смерти отца.
– Точный перевод нашей фамилии – 'Колосажатель', – ответил наконец Аркадий на вопрос англичанина.
Я поняла, что муж забыл о нашем присутствии. Как и Жужанна, Аркадий обладал странной способностью полностью уходить в свой мир, выпадая из настоящего времени.
– Едва ли оно благороднее, чем имя Дракул, но крестьяне не произносят его с ненавистью. И потом, от него не веет всей этой суеверной чертовщиной. В пятнадцатом веке людей часто казнили, сажая на кол.
Мистер Джеффрис недоверчиво изогнул брови и взглянул туда же, куда смотрел мой муж, – на золотую табличку с именем 'ВЛАД ЦЕПЕШ'.
– Выходит, у румын тоже сажали на кол? История повествует, что такой вид казни существовал только у турок. Правда, крестьянские легенды утверждают, что Влад заимствовал его у своих врагов и... – англичанин обвел рукой пространство, – сажал на кол десятками и сотнями. Зловоние, говорят...
Мистер Джеффрис хлопнул себя по лбу и повернулся ко мне.
– Дорогая миссис Цепеш, ради бога простите меня! Я не имел права волновать вас рассказами об этих ужасах.
Я весело рассмеялась, хотя впервые слышала о таких вещах и они меня, конечно же, ужаснули. Аркадий очнулся от своих раздумий. Чувствовалось, он был недоволен, что такие разговоры ведутся в моем присутствии. Чтобы успокоить англичанина, я сказала:
– Мистер Джеффрис, не надо считать меня кисейной барышней, которая только и делает, что падает в обморок.
Аркадий немного покраснел, подошел ко мне и взял за руку.
– Это не преувеличение. Пожалуй, Мери – самый уравновешенный человек из всех, с кем я когда-либо общался.
Взглянув на Джеффриса, он невесело улыбнулся.
– Я бесконечно признателен своей жене за такую прекрасную черту характера. Особенно здесь, в краю дремучих суеверий и нелепых легенд.
– Дорогой, – ласково обратилась я к мужу, – не надо пытаться оградить меня от реальной действительности. Как же я смогу противостоять всем этим дремучим суевериям, если не буду ничего знать о них?
