место, где можно отсидеться.
Сбежав по ступенькам, Сид надавил на кнопку рядом с дверью. Звонка слышно не было, но, вопреки ожиданиям Вениамина, полагавшего, что в доме все давно уже спят, не прошло и минуты, как дверь неслышно приоткрылась. За дверью царил непроглядный мрак, поэтому Вениамин увидел только темный силуэт человека, вставшего на пороге. Должно быть, хозяин парикмахерской успел глянуть на гостей через спрятанный где-то в щелке над дверью визир, потому что, едва открыв дверь, он тихо произнес:
– Заходи, Сид.
Голос незнакомца показался Вениамину неприятным – слишком уж бархатистый, вальяжный, с растекающейся, точно подтаявший мед, ленцой. Но Сиду он был знаком и, судя по всему, не внушал опасения.
– Я не один, – сказал парень.
– Сколько?
– Двое нас, – Сид указал на Вениамина.
– Заходите, – цирюльник сделал шаг в сторону, освобождая проход.
Следом за парнем Вениамин вошел в темную прихожую.
За спиной щелкнул дверной замок. Вениамин насторожился, готовясь к самому неприятному повороту событий. Но приоткрылась следующая дверь, и Обвалов увидел свет, льющийся из ярко освещенного зала.
– Проходите, – снова услышал Вениамин голос хозяина парикмахерской.
Наконец-то Обвалов смог его как следует рассмотреть. Внешность цирюльника как нельзя лучше соответствовала голосу. Мужчина лет шестидесяти был высокого роста, подтянут и аккуратен. С белым строгим костюмом и ослепительно белой рубашкой контрастировали черные штиблеты и галстук-бабочка. Волосы, посеребренные проседью, и густые усы, также с сединой, придавали ему вид благородный и значительный. Серые с поволокой глаза человека, много повидавшего и давно уже во всем разочаровавшегося, смотрели спокойно и грустно. На лице навсегда отпечаталось выражение томной усталости.
– Никита Сергеевич, – представился цирюльник.
– Вениамин Ральфович, – отрекомендовался Обвалов.
– Вы друг Сида? – вежливо поинтересовался Никита Сергеевич.
– Смею надеяться, что да, – слегка наклонил голову Вениамин. – Хотя познакомились мы не так давно.
– Приятно слышать правильный коренной язык, а не уродливый старжик, – улыбнулся одними губами Никита Сергеевич. – Смею предположить, вы не местный?
Вениамин не успел ничего ответить.
– Эй, где вы? – раздался голос Сида, который успел пройти в зал.
– Прошу вас, – Никита Сергеевич вежливо протянул руку, предлагая гостю войти первым.
Быстро улыбнувшись в знак благодарности, Вениамин переступил порог.
Небольшой парикмахерский зал был залит ярким светом. Напротив зеркальной стены стояли два специально оборудованных кресла. Вениамин обратил внимание на то, что степень автоматизации рабочих мест была минимальной. На других планетах Обвалову доводилось видеть парикмахеров, делающих прически своими руками, с помощью расчески и ножниц, но услуги таких мастеров стоили огромных денег. Заведение же, в котором он оказался благодаря Сиду, не производило впечатления процветающего.
Окинув помещение взглядом, Вениамин понял, почему в ночное время город выглядел нежилым. Окна были закрыты черными пластиковыми занавесами. Скатанные в рулон, они крепились на верхнем крае оконной рамы. Чтобы опустить их, достаточно было потянуть за колечко, которое затем фиксировалось в зажиме на подоконнике. Через плотный занавес не мог проскользнуть ни единый лучик, даже если все помещение утопало в потоках света. Возможно, это была всего лишь местная традиция. Но Вениамин решил, что жители Веритаса поступали таким образом, чтобы не привлекать лишний раз внимание джанитов, – как известно, честный человек не страдает бессонницей.
Сид уже расположился в одном из парикмахерских кресел. Никиту Сергеевича покоробило столь пренебрежительное отношение к священному для него месту, но, как человек интеллигентный, он промолчал, только нос недовольно наморщил. Но Сид этого не заметил.
– Это то самое место, которое ты искал, – сказал он, обращаясь к Вениамину, и широким хозяйским жестом развел руки в стороны. – Ну как?
Взгляд Вениамина скользнул по стенам, по зеркалам, по белому потолку с пластиковой имитацией лепнины, по закрытому светонепроницаемым занавесом окну, по полу, покрытому искусственным паркетом, и остановился на блестящей перламутровой ручке фена.
– Я полагаю, завтра сюда придут люди, – сказал он, обращаясь главным образом к Никите Сергеевичу.
– Увы, – скорбно вздохнул цирюльник. – Посетители к нам заглядывают нечасто.
– И все же, – Вениамин испытывал некоторое смущение, плохо представляя себе роль цирюльника во всей этой истории и не зная, можно ли говорить, по какому случаю он в компании с Сидом решил нанести ему визит, – быть может, наше общество будет для вас обременительно?
На губах Никиты Сергеевича появилась мягкая всепрощающая улыбка.
– Я рад вас видеть, – произнес он с придыханием. – В особенности Сида, – парикмахер посмотрел на развалившегося в кресле парня так, словно тот был его незаконнорожденным, но все равно любимым сыном. – Поскольку полагал, что он сейчас находится в тюрьме.
– Так бы оно и было, не объявись в «Ультима Эсперанца» Вениамин Ральфович! – Сид с
