воодушевлением хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Послушайте, Никита Сергеевич, нам нужно где-то отсидеться пару дней, ну, может быть, чуть дольше. У вас же сейчас никого, кроме деда, нет?
Вениамин удивленно приподнял бровь – оказывается, Сид умел изъясняться на коренном языке.
– Вы тоже без идентификатора? – посмотрел на гостя цирюльник.
Вениамин улыбнулся и развел руками, как будто извиняясь за допущенную оплошность.
– И вы, как я понимаю, не оллариушник? – задал еще один вопрос Никита Сергеевич.
– Нет, – отрицательно качнул головой Вениамин.
– Ну что ж, в таком случае, я думаю, вам будет о чем поговорить с Владимиром Ильичом.
Парикмахер подошел к зеркальной стене, нажал потайную кнопку, спрятанную за подставкой для инструментов, и часть стены беззвучно ушла в сторону, открывая ведущий вниз темный проход.
– Я скоро вернусь, – сказал Никита Сергеевич и скрылся во тьме.
Вениамин посмотрел на Сида, ожидая объяснений.
– Все в порядке, Вениамин Ральфович, – ободряюще подмигнул ему Сид. – Никита Сергеевич, хотя и сноб, но мужик свой.
– Кто он такой? – спросил Вениамин.
– По слухам, когда-то он был важной персоной при дворе графа Ван-Звенчика, – Сид подался вперед и стал говорить тише: – Потом, когда Ван-Звенчик пытался захватить власть в системе Вогвана, Никита Сергеевич командовал армией влахов. Ну, а после с ним какая-то странная история приключилась. Дед уверен, что Никита Сергеевич перегрелся на солнце. Сам же он твердит, что просто утомился. Короче, бросил все, прилетел на Веритас и открыл здесь парикмахерскую. Он считает, что Великий Магистр неверно толкует Оллариу и поэтому все на Веритасе идет наперекосяк. А спасти оллариушников может только переход из-под власти Ордена к монархическому правлению. Дед говорит, – Сид перешел на едва слышный шепот, – что Никита Сергеевич сам хочет стать императором Веритаса.
– К этому существуют предпосылки? – спросил Вениамин.
– Кто его знает, – пожал плечами Сид. – Никита Сергеевич уверяет, что на Веритасе существует тайная партия монархистов. Правда, кроме него, я ни одного члена этой партии не знаю. Дед говорит…
Сид умолк на полуслове, глядя Вениамину за спину.
Вениамин обернулся. В проходе меж зеркальных стен стоял человек невысокого роста, одетый в домашнюю курточку из темно-зеленого плюша и помятые штаны. На ногах разноцветные тапочки: на левой ноге – красный, на правой – синий.
– Дед – это я, – неприветливо буркнул новый персонаж, появившийся на сцене, каковой в данный момент являлся парикмахерский зал. – А тебе, Сид, я все время твержу: болтовня до добра не доведет.
С недоумевающим видом парень откинулся на спинку кресла.
– Это ты к чему, дед?
– К чему, к чему, – недовольно проворчал тот, кого Сид называл дедом. – Будто сам не знаешь.
– Это он, между прочим, насчет тебя, – усмехнулся, посмотрев в сторону Вениамина, Сид. – Боится, что следом за тобой сюда джаниты нагрянут. У нашего деда эта… Как ее?.. – Сид пару раз щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить нужное слово.
– Паранойя, – подсказал вышедший из потайного хода Никита Сергеевич.
– Точно – паранойя! – радостно хлопнул ладонью по подлокотнику Сид.
Вопреки опасениям Вениамина, деда такой диагноз ничуть не обидел.
– Лучше быть живым параноиком, – с гордым видом вскинул он подбородок, – чем мертвым дураком!
– Не обращайте внимания, – Никита Сергеевич улыбнулся Вениамину – в целом по-доброму, но все же с некоторым чувством собственного превосходства.
– Хорошо, не буду, – согласился Вениамин.
– Между прочим, дед, – с упреком заметил Сид, – если бы не Вениамин Ральфович, спал бы я сейчас на лежаке в «Ультима Эсперанца». Или, что скорее всего, с тоской пялился бы в потолок, потому что завтра меня должны были отправить на Мусорный остров.
– А! – с показным безразличием махнул рукой дед. – Ты все одно рано или поздно там окажешься.
– Что меня удивляет, – решил сказать свое слово Вениамин, – так это то, что все вы говорите на превосходном коренном языке.
– Старжик – язык плебса, – презрительно скривил губы Никита Сергеевич.
– Его завезли на Веритас оллариушники, – добавил дед. – До них здесь говорили только на коренном.
– Незыблемость традиций – вот тот фундамент, на котором держится общество.
Вениамин постарался, чтобы фраза прозвучала без особого пафоса, но все же не удержался, чтобы не поиграть немножко голосом. И успех был налицо. Никита Сергеевич с пониманием наклонил голову. А дед посмотрел на Вениамина внимательно, после чего сделал шаг к нему навстречу и протянул руку.
– Ленин. Фамилия такая.
– Очень приятно, – улыбнулся, пожимая широкую, трудовую ладонь, Вениамин.
– Владимир Ильич, – добавил дед, пристально глядя в глаза Вениамина.
