Форма на милиционере была не совсем обычная. Если мне не изменяет память, я видел что-то подобное в одном из довоенных фильмов. Вместо кителя – темно-синий френч, застегнутый под самое горло и туго перетянутый портупеей. В цвет френчу были и широченные брюки галифе, заправленные в сверкающие хромовые сапоги. Фуражка у милиционера была с высокой тульей, широким козырьком и красной звездочкой вместо кокарды. Необычным было и и то, что на его плечах не было погон, только маленькие непонятные мне эмблемки в петлицах.
Когда расстояние между нами и милиционером сократилось до пяти шагов, стало ясно, что направляется он именно к нам.
Милиционер остановился прямо напротив скамейки на которой мы сидели, поправил кожаную папку на «молнии», зажатую под мышкой, и, коснувшись кончиками пальцев козырька фуражки, представился:
– Участковый милиционер старший лейтенант Сивоконь.
– Добрый день, товарищ старший лейтенант, – приветливо улыбнувшись, кивнул в ответ Витька.
Я тоже слегка наклонил голову. Я был почти уверен, что участковый с чапаевскими усами появился здесь не случайно. А если так, то, следовательно, у нас снова возникали проблемы.
– Можно взглянуть на ваши документы? – вежливо обратился к нам милиционер.
И хотя фраза была построена в вопросительной форме, было ясно, что она не подразумевала отрицательного ответа.
– Разве мы чем-нибудь нарушили закон? – поинтересовался Витька.
Улыбка, все еше остававшаяся у него на губах, сделалась напряженной.
– Пока не знаю, – едва заметно улыбнулся в ответ ему милиционер. – Но я впервые вижу вас в своем районе.
– Ну, если проблема только в этом…
Витька достал из кармана куртки красную книжечку, затянутую в целлофановую обложку, и сам с интересом посмотрел на нее так, словно видел впервые. Я испугался, что он сейчас откроет свой паспорт и начнет внимательно изучать его. Но, поборов искушение, Витька протянул паспорт милиционеру.
Участковый взял Витькин паспорт и, не открывая его, перевел взгляд на меня.
Я быстро сунул руку в карман и с облегчением улыбнулся – паспорт был на месте.
Сложив наши паспорта вместе, участковый первым открыл мой, поскольку он оказался сверху. Внимательно сверив вклеенную в паспорт фотографию с оригиналом, он приступил к детальному изучению документа. Глядя на сосредоточенное выражение лица старшего лейтенанта Сивоконя, можно было подумать, что в руках у него не обычный паспорт, а учебник по квантовой физике.
Пролистав все странички моего паспорта, участковый занялся Витькиным. Повторив процедуру сличения фотографии с оригиналом, он вновь углубился в исследование печатей и штампов, проставленных на страницах паспорта.
Все это заняло у старшего лейтенанта Сивоконя не менее десяти минут. Завершив изучение наших документов, он с явным облегчением вздохнул и с улыбкой посмотрел на нас.
Улыбка у него была нехорошая. И все же я подумал, что теперь, убедившись, что мы не серийные убийцы, находящиеся во всероссийском розыске, участковый вернет нам документы и, извинившись, удалится восвояси. Но вместо этого Сивоконь стукнул корешками сложенных вместе паспортов по открытой ладони левой руки и с укоризной произнес:
– Что же вы, молодые люди, мусорите. – Осуждающе качнув головой, участковый строгим голосом добавил: – Нехорошо!
Ну прямо не живой милиционер, а спрыгнувший с экрана герой жизнеутверждающих, хотя и черно- белых, советских комедий, в которых стражу закона вроде и делать больше нечего, как следить за порядком на улицах да таскать за уши пацанят, спрятавшихся в подворотне, чтобы втихаря выкурить одну папиросу на пятерых.
– Вы об этом? – Витька, наклонившись, подхватил с газона газету, которую сам же недавно бросил.
– И это тоже. – Участковый протянул указующий перст в направлении втоптанного в землю окурка.
– Не извольте беспокоиться, товарищ старший лейтенант, мы все за собой уберем, – заверил милиционера Витька. – Мы ведь интеллигентные люди, не бомжи какие-нибудь.
– Да? – Старший лейтенант Сивоконь чуть прищурил левый глаз. – А что же вы, интеллигентные люди, газету с портретом президента смяли, да еще и на землю бросили?
В интонациях голоса усатого участкового мне не удалось уловить даже намека на насмешку. И это было скверно: нам шили политику.
Витька не растерялся ни на секунду.
– Серьезно? – удивленно вытаращился он на участкового. – А мы и не заметили! – Витька принялся торопливо перелистывать помятую газету. – Ну точно! – Он радостно хлопнул ладонью по странице, на которой был напечатан портрет президента, не заметить который было просто невозможно, после чего положил газету на колено, тщательно разгладил ее и, аккуратно сложив, убрал в карман. – На досуге еще раз перечитаю, – объяснил он свои действия внимательно наблюдавшему за ним участковому.
Я посмотрел на скамейку, занятую старушечьей компанией. Живой интерес, с которым они наблюдали за происходящим, не оставлял ни малейшего сомнения в том, что именно эти благообразные старушки вызвали участкового, заметив появившихся во дворе подозрительных чужаков. Бдительности и гражданской сознательности этих божьих одуванчиков можно было только позавидовать. Трижды благословенна держава, в которой никто не считает себя безучастным наблюдателем, и четырежды несчастны те, кому приходится жить в стране, где соседи не просто следят друг за другом, но к тому же еще и считают это занятие, которому они самозабвенно и вдохновенно предаются едва ли не два-дцать четыре часа в сутки, вполне естественным и даже достойным похвалы.
Тем временем усатый участковый, предъявив Витьке все претензии, что у него имелись, обратил свое внимание на меня.
