каждый, наделенный даром, уже стоит на учете.
– Не обращай на него внимания, Вадим, – мрачно буркнул Витька. – Анатоль любит повалять дурака. К тому же на нашу работу без особого дара не берут.
Я откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, стараясь включиться в новую реальность. Я уже знал по собственному опыту, что если мне удастся это сделать, то появятся и новые воспоминания, имеющие отношение к той жизни, которую прожил мой двойник до того, как я занял его место в данном варианте реальности.
Я добросовестно старался вспомнить хоть что-нибудь, но безрезультатно.
Я открыл глаза и снова увидел устремленные на меня взгляды писателя и Витьки. Если Трепищев смотрел на меня с любопытством, то Витька – с откровенной насмешкой.
– Выйдем. – Я взглядом указал Витьке на дверь. – Нужно поговорить.
Витька умехнулся, хлебнул пива и, поднявшись со своего места, не спеша направился в указанном направлении.
Выйдя следом за ним, я плотно прикрыл за собой дверь.
– Рассказывай, – приказал я ему. – О каком даре идет речь?
– Мы оказались в новом варианте реальности, – сообщил Витька.
– Это я уже успел заметить, – кивнул я.
– В этом мире каждый человек обладает теми или иными парапсихологическими способностями. У большинства они только в зачаточном состоянии. Те же, у кого дар развит в степени, допускающей его практическое использование, стоят на учете в Особом отделе ФСБ. Сокрытие своего особого дара расценивается как преступление, направленное на подрыв государственной безопасности.
– Откуда тебе это известно?
– Пока ты спал, я потрудился прочитать газеты, которые нашел в прихожей. Остальное объяснил мне писатель до того, как мы с ним поругались, приступив к обсуждению его трудов.
– У Трепищева тоже есть какой-то дар?
– Способность к пирокинезу в зачаточной форме. Он минут десять раздувал щеки, пока ему удалось зажечь взглядом спичку.
– А у меня что за дар?
– Судя по тому, что ты изобразил, – Витька, усмехнувшись, повторил мой жест, когда я пытался поймать в кулак пустоту, – у тебя способность общаться с душами умерших.
– Брось дурака валять, Витька. – Я скривил презрительную мину. – Сейчас не до шуток.
– А я и не шучу, – вполне серьезно ответил Витька. – Если не веришь, можешь сам попробовать.
– Каким образом?
– Тебе виднее, – пожал плечами Витька. – У меня нет твоего дара.
– А каким даром природа наделила тебя?
– Даром предвидения. Но, к сожалению, очень слабым. Нострадамуса из меня не получится, потому что я могу заглянуть в будущее всего на минуту-другую, не более того.
– И что же ты сейчас предвидишь? – с изрядной долей сомнения поинтересовался я.
– Например, то, что ты хочешь спросить, за кого нас теперь принимает Трепищев, – ответил Витька.
– Для этого не нужно быть пророком, – усмехнулся я.
– В таком случае можешь ни о чем меня не спрашивать.
Витька завел руки за спину и прислонился к дверному косяку.
– Ну? – спросил я, выждав несколько секунд.
– Что «ну»? – переспросил Витька.
– За кого принимает нас писатель?
– Он считает, что мы специальные агенты Особого отдела ФСБ, которые готовят секретную операцию по захвату группы наделенных особым даром нелегалов. Ситуация осложняется тем, что в эту группу входит несколько сильных телепатов, которые быстро вычисляют подосланных к ним агентов. Поэтому мы с тобой действуем под видом нелегалов, которые хотят присоединиться к группе.
– Что это за нелегалы?
– Как я уже сказал, все люди, наделенные особым даром, состоят на учете в Особом отделе ФСБ. Чекисты имеют право использовать их уникальные способности по собственному усмотрению. Но находятся и такие умники, которые считают, что человек сам волен распоряжаться своим даром, а обязательная постановка на учет есть не что иное, как нарушение прав человека. Как я понимаю, во всем цивилизованном мире дело именно так и обстоит. Там люди, наделенные особым даром, сами несут ответственность за свои неординарные способности. Контроль же государства за ними начинает осуществляться только в том случае, если человек использует свой дар в антиобщественных целях. Но мы, как обычно, во всем идем своим путем. У нас людей, уклоняющихся от постановки на учет, помещают в специальные клиники, где их накачивают наркотиками до состояния полной прострации. Те, кто этим занимается, полагают, что таким образом исключается возможность того, что здешние инакомыслящие смогут использовать свой дар во вред государству.
Я задумчиво почесал затылок.
