Игра в реальность

– Где? – счел нужным уточнить Витька. – В ресторане?

– Да во всем этом мире. Слишком уж здесь все чисто, аккуратно… Почти стерильно… – Пытаясь найти нужные слова, я сделал пару глотков «Первомайского». – Ну не может человек жить не мусоря вокруг себя.

– Верно, – согласился со мной Витька. – Но для того чтобы убирать мусор, существуют дворники.

– Да я не о том, – болезненно поморщился я. – Я о духовном мусоре.

Витька картинно округлил глаза, делая вид, что по-прежнему не понимает, о чем идет речь.

Я попытался более понятно объяснить то, что имел в виду. Не для того, чтобы донести суть своих мыслей до Витьки, – ему и без того было ясно, что я хотел сказать, – а чтобы самому до конца во всем разобраться.

– В любом обществе, каким бы процветающим оно ни было, непременно присутствуют те, кому не нравится происходящее вокруг. Такова уж природа человека – он постоянно ищет, а если не находит, то сам создает себе проблемы. Кроме того, существует небольшая группа людей, которые совершают антиобщественные поступки даже не из духа противоречия, а просто потому, что на это их толкает нечто, заложенное в них самой природой.

– Ты хочешь сказать, что определенный процент людей рождается со склонностью к правонарушениям? – уточнил Витька.

– Именно так, – кивнул я. – И от этого никуда не деться. Они будут делать то, что делают, даже если их поместить в условия, где им не придется ни в чем испытывать нужды, а любая их прихоть удовлетворится по первому требованию.

– Как говорится, в семье не без урода, – усмехнулся Витька. – И что с того?

– Пока мы ехали, я не видел даже надписей на заборах. Ни одной перевернутой урны. Ни одной пустой банки из-под пива на тротуаре.

– Ну и что с того? – с нажимом повторил свой вопрос Витька.

– А то, что в столь строгих рамках законности и порядка людей может удерживать только страх. Тотальный, подсознательный страх, впитанный с молоком матери.

Насмешливо глядя на меня, Витька откинулся на спинку стула. Бокал с коктейлем он держал в чуть отнесенной в сторону левой руке.

– Но зато нас пустили в ресторан в джинсах и майках, – заметил он. – Разве это не проявление демократизма?

– Это может быть проявлением все того же страха, – возразил я. – У нас был заказан столик в ресторане, и метрдотель просто побоялся поинтересоваться, почему мы явились в столь затрапезном виде. Если мы пришли – значит, были уверены, что нас пустят. А раз так, значит, его дело – помалкивать. Кто знает, возможно, право посещать рестораны в этом мире имеет только узкая общественная прослойка, обладающая особыми привилегиями.

– Гэбэшники, – криво усмехнулся Витька.

– Это ты сказал, – развел руками я.

– Знаешь, Анатоль, – Витька сделал глоток «Первомайского», – я начинаю жалеть, что посоветовал тебе провести спиритический сеанс. После общения с первым же представителем загробного царства у тебя появился несвойственный тебе прежде исключительно мрачный взгляд на жизнь.

От необходимости отвечать что-либо на сделанное Витькой замечание меня избавил официант, красиво и аккуратно припарковавший сервировочный столик возле нашего стола.

Глава 22

Надеюсь, товарищи, я не заставил вас долго ждать? – улыбнулся официант.

– Да ну, что вы! – протестующе взмахнул рукой Витька и быстро допил остававшийся в бокале коктейль.

Официант переставил на стол тарелки с холодными закусками – мясной и рыбной, две неглубокие салатницы, заполненные чем-то очень аппетитным и украшенные причудливо нарезанными кусочками редиски, помидоров и морковки. В центре стола была установлена большая фарфоровая супница под крышкой. Рядом с ней занял место соусник, наполненный сметаной.

– Вы позволите? – деликатно осведомился официант, беря в руку короткий серебряный половник.

Витька одобрительно кивнул.

Официант снял крышку с супницы, и над столом поплыл одуряющий аромат грибного супа.

Налив по паре половников мне и Витьке, официант прикрыл супницу крышкой.

– Вино открыть сейчас? – спросил он, показав нам бутылку темного стекла с этикеткой, украшенной затейливым грузинским орнаментом.

– Конечно! – воскликнул Витька с явно преувеличенной радостью. – Я хочу убедиться в том, что это настоящее «Гурджаани».

Улыбка официанта сделалась понимающей.

– Вы, должно быть, впервые в нашем ресторане? – поинтересовался он.

– А что, так заметно? – спросил я.

Полагая, что речь идет о нашей одежде, я уже готовил правдоподобный ответ, который мог бы объяснить, почему мы явились в ресторан столь несоответствующе одетыми.

Однако, как выяснилось тут же, дело было не в одежде.