эту книгу читал.
А правда, кто бы мог читать книгу с таким названием? «Мертвоград». Это ведь не «Любовь в тени акаций». С «Акациями»-то как раз все ясно. Более или менее.
Продолжая осмотр помещения, криминалисты разошлись в разные стороны. Они ничего не трогали, но внимательно осматривали все, что попадалось на глаза. Иногда обменивались короткими репликами, ничего не говорящими непосвященному.
Типа:
– Двойная флуктуация?
– Сомнительно. Слишком низкий фоновый уровень.
– При перекосе в минус два такое вполне возможно.
– Минус два зависает в мизере.
– Гнилой расклад.
– А чего ты ожидал? Джокера и Алого Короля на раздаче?
Инолиньш даже не прислушивался к тому, что они говорили, – бессмысленно.
– Одна лягушка сразу пошла на дно. Другая продолжала отчаянно дергать лапками. Она знала старую притчу и надеялась, что скоро окажется сидящей на куске свежесбитого масла. Но она не знала, что упала в бидон с квасом.
– Это что, анекдот? – спросил Инолиньш.
Оба криминалиста на секунду оставили свои занятия и удивленно посмотрели на врача.
– Немного терпения, доктор. Мы скоро перейдем к делу.
– Кстати, почему про утопленников всегда говорят «пошел на дно»? Или – «пошел ко дну»? «Пошел по дну», наверное, было бы правильнее. Что думаешь?
– Я ничего не думаю. Я делом занимаюсь.
– Ай, молодца!
Рядом с диванами – два журнальных столика. На одном, как и полагается, зачитанные журналы и газеты, растасканные по страничкам. Каждый выдергивал из толстой пачки то, что ему было интересно. Любопытно, сколько всего газет выходит сейчас в столице? Еще любопытнее – кто их выпускает? И уж совсем невмоготу, как хочется знать – зачем они вообще это делают? Те, кто продолжают выпускать газеты и журналы? Какой в этом смысл?
На другом столике поверх журналов лежат два листа бумаги, расчерченные особым образом. Инолиньш уже видел такие в больнице у пациентов. Это была какая-то самодельная игра. Последнее время даже младший медперсонал стал в нее втягиваться. В чем смысл игры, Инолиньш не знал. Не потому, что не понимал, а потому, что не захотел разбираться. Игра не показалась ему заслуживающей внимания.
На краю столика несколько аккуратно сложенных фантиков от конфет и оберток от шоколадок. Видно, среди патрульных был сладкоежка.
Еду патрульным доставляли не из больничной столовой, а из соседней пельменной. Это Инолиньшу было известно. Кофе или чай они могли выпить в любое время – в тамбуре стоял кулер с кипятильником, в который была вставлена большая опрокинутая кверху дном бутыль воды. Упаковка одноразовых пластиковых стаканчиков и чайных ложечек, чай, растворимый кофе, сахар и сливки в пакетиках. Ну, прямо как в купе повышенной комфортности! Так и хочется выйти в коридор, найти проводника и узнать, когда следующая остановка и сколько будем стоять – хочется выйти на платформу, ноги размять.
Два последних штриха: мусорная корзина, наполовину заполненная использованными стаканчиками, и здоровенный фикус возле двери, ведущей в отделение. Вот он-то тут зачем – совершенно непонятно. Фикус, судя по его виду, тоже чувствует себя здесь не на месте. Ствол искривлен, листья помятые, потрескавшиеся, с подсохшими кончиками. Так и кажется, что несчастный цветок готов заплакать. От обиды за себя самого и за столь пренебрежительное к себе отношение.
– Доктор… Доктор!..
Инолиньш вздрогнул и обернулся.
– Да?..
Заснул он, что ли? Стоя на ногах? Бред какой-то! Прежде с ним такого не случалось. Видимо, просто задумался. Замечтался, как в школе на мучительно скучном уроке. Вот только о чем?..
– А вы что думаете по этому поводу, доктор?
– Простите?..
Криминалист кинул взгляд на напарника.
– Он даже не в курсе, о чем идет речь.
Сказано как будто без насмешки. Но все равно – обидно.
– Простите, я, кажется, потерял ход ваших рассуждений…
– Ничего страшного, доктор. Здесь мы уже закончили. Идемте дальше.
Первое, что увидел Инолиньш, когда криминалист открыл перед ним следующую дверь, был труп посреди коридора в растекшейся луже крови. Это была женщина. Она лежала, раскинув руки в стороны и уткнувшись лицом в пол. Светлые волосы рассыпались по спине, свисающие концы мокли в крови. Нелепая, совершенно бессмысленная поза.
Странно, почему именно на ней остановился взгляд медика? Дальше по коридору трупов было куда как больше. И композиции они составляли не менее живописные. Быть может, потому, что это была женщина? Или потому, что на экране переговорного устройства, демонстрирующего онлайн весь тот кошмар, что творился внутри особого отделения, ее не было видно?
– Неслабо? А, коллега? – спросил Ржаной.
– Ну… – Беккер озадаченно почесал затылок. – Честно говоря, даже не могу сказать, что именно я ожидал увидеть.
– Но только не это?
– Нет. Определенно – нет.
– Все как-то очень уж просто получается.
«О чем вы? – хотелось крикнуть Инолиньшу. – О чем вы вообще говорите?..» Но губы его оставались неподвижными. А язык словно прирос к небу. Если как следует подумать, спокойно, без эмоций, то получалось, что в его непроизнесенных словах не было никакого смысла. Его все равно не станут слушать. Скорее всего, криминалистам было совершенно все равно, что он о них думает. Они принадлежали к Гильдии чистильщиков. А это значило… Это значило очень многое. В том числе и то, что они могли просто не замечать прочих смертных. До тех пор, пока им это не нужно.
– Что скажете, доктор?
Беккер расстегнул пуговицу пиджака и чуть отвел левую полу назад. Так что стала видна черная, рифленая рукоятка пистолета в наплечной кобуре. Ржаной сделал то же самое. Криминалисты не ожидали нападения, иначе бы они взяли оружие в руки, но профессиональный навык подсказывал, что нужно быть готовым к любым неожиданностям. Которые, как правило, оказываются неприятными. Вот такой вот сволочной закон мироздания. Неизвестно кем и для кого написанный. Но при этом, жесть его, работающий четко, как закон всемирного тяготения. Неожиданности потому и неожиданности, что к ним никогда не бываешь готов. Но если все же степень ожидания неожиданности превышает некий эмпирический среднестатистический уровень вероятности того или иного события, который каждый сам для себя выводит, то случится, скорее всего, какая-нибудь пакость.
– Что вы имеете в виду?
Инолиньш не понял вопрос.
Что он должен был сказать? О чем? И, что, пожалуй, самое главное, – кому?
– Что вы видите?
– Где?
Беккер посмотрел на врача, дабы удостовериться в том, что тот не корчит из себя клоуна-самоучку, явившегося на званый вечер и не знающего, чем, собственно, развлекать собравшуюся и уже заранее улыбающуюся публику. Ржаной тоже глянул на Инолиньша, но с несколько иной целью – криминалист хотел убедиться в том, что врач не бредит и не впал в прострацию. А то ведь с людьми, впервые оказавшимися на месте преступления, всякое случается.
– Что вы видите прямо перед собой, доктор?
