– Понял, – буркнул в ответ Ше-Киуно.
Наверху что-то прошуршало. Затем в той стороне, где находился люк, негромко лязгнул засов. Крышка люка быстро приподнялась сантиметров на тридцать, что-то влетело в погреб, глухо ударилось о земляной пол, и люк тотчас же захлопнулся. Стук – и все. Щелк – закрылся засов. Ше-Киуно понять не успел, что произошло. Испугавшись стука захлопнувшегося люка, он выдернул палец из дырки и сунул его в рот.
Тишина.
– Ну как? – послышался голос Ири сверху.
– Что? – переспросил растерянно Ше-Киуно.
– Нашел ведро?
– Ведро?
– Ну да, ведро.
– Зачем мне ведро?
– Чтобы гадить в него.
Ири, должно быть, окончательно свихнулся, подумал Ше-Киуно. Лучше его не раздражать. Ани пополз туда, где находился люк, и, пошарив в темноте, нашел большое пластиковое ведро.
– А выпустить меня не проще будет? – спросил он на всякий случай.
Ответа не последовало. Затаился Ири или ушел, беззвучно ступая в своих войлочных тапочках? А, впрочем, какая разница! Волоча за собой ведро, Ше-Киуно отполз в угол, как следует установил ведро на земляном полу, стянул штаны и справил нужду. И, как ни странно, совершив сие деяние, Ани Ше-Киуно почувствовал себя лучше. Значительно лучше. Настолько хорошо, как только может чувствовать себя человек, запертый парочкой сумасшедших в темном сыром погребе.
Глава 13
Крик.
Мейт уронила руку на стол. Вилка с наколотым на нее кусочком диетического бифштекса от «ГБ Ше- Матао», не издав ни звука, легла на край одноразовой пластиковой тарелки. Левая бровь девушки едва заметно дернулась, Мейт тут же прижала ее пальцами. Сидевший за столом напротив нее Ири продолжал сосредоточенно жевать, как будто ничего не слышал. Он даже взгляд не поднял от тарелки. Мейт выводило из себя то, как Ири ест. Обычно он брал большую тарелку, перемешивал в ней все, что имелось на столе, если блюдо было горячим или хотя бы теплым, то добавлял еще и ложку комбижира, после чего обильно поливал сверху зеленым валайским соусом. Получившееся месиво он ел ложкой, поминутно смачно чмокая губами и шмыгая носом. Время от времени он откидывался на спинку стула, запрокидывал голову, испускал восторженный вздох, переходящий в стон, и проводил ладонью по губам. Наблюдая за тем, как Ше-Рамшо поглощает пищу, Мейт все больше склонялась к мнению, что Ири получал при этом удовольствие сродни сексуальному – своеобразная мастурбация с набитым ртом. Поэтому прерывать Ири не следовало ни в коем случае – ну скажите на милость, кому приятно, когда ему кайф ломают?
Снова протяжный отчаянный крик. Даже не крик, а вой, в котором мало что напоминало о возможностях голосовых связок человека. Так мог завывать дикий зверь, попавший в капкан и ради того, чтобы вырваться на свободу, грызущий защемленную лапу. Он уже не чувствует боли – лишь отчаяние, тупое и безнадежное, за которое только и можно попробовать уцепиться, как за перевернувшуюся шлюпку, всплывшую после кораблекрушения. Мейт показалось, что вопль заставил слегка колыхнуться язычки пламени стоявших в центре стола свечей. Впрочем, это мог быть просто сквозняк.
Ше-Рамшо воткнул ложку в еду – еда, иначе и не назовешь то, что наполняло стоявшую перед ним тарелку, впрочем, можно еще и так – хлебово, – закинул руки за спину и, навалившись на спинку стула, с наслаждением потянулся.
– Ничего, ничего, – усмехнулся Ири, поймав взгляд девушки. И вытер ладонью сальные губы. – Пусть покричит.
– У меня от его воплей мороз по коже, – зябко передернула плечами Мейт.
– Это его призрак терзает, – оскалился в усмешке Ири. – Поначалу-то он его не видел, покуда действие куйсы не прошло. – Ири снова взялся за ложку, но затронутая тема, должно быть, показалась ему настолько интересной, что он поставил руки локтями на стол и подался вперед. – Смесь куйсы с люмитаксом, скажу я тебе, – он направил на Мейт грязную ложку, – убойная штука. Варьируя концентрацию смешиваемых препаратов, можно регулировать их воздействие на человека. Ты обратила внимание, что, когда мы сажали нашего приятеля в машину, он вел себя совершенно спокойно и выполнял все, что от него требовалось? Но при этом ничего не соображал. И сейчас, я уверен, он ничего не помнит. Если бы люмитакса было чуть больше, он бы утратил способность двигаться, но при этом осознавал все, что с ним происходит, и, что особенно интересно, обостренно чувствовал боль.
Зачерпнув полную ложку отвратного вида еды из тарелки, Ири отправил ее в рот, и на лице его тотчас же расплылась похотливая усмешка.
– А он там, – Мейт легонько стукнула носком туфли по полу, – не свихнется, часом?
– Все может быть. – Глаза Ири сладострастно закатились. – Впрочем, он уже и без того псих.
Запертый в погребе пленник снова истошно заорал. На этот раз Мейт точно подметила, что язычки пламени свечей дернулись в тот момент, как раздался крик. Девушка посмотрела на тарелку с почти нетронутой пищей и с отвращением оттолкнула ее.
– Не будешь есть? – удивленно посмотрел на нее Ше-Рамшо.
– Нет, – отмахнулась рукой Мейт.
– Ну и зря. – Ири подхватил тарелку Мейт и сгреб ее содержимое в свою. – По-моему, вкусно. – Встряхнув банку с валайским соусом, он выдавил на горку кафра, похоронившего под собой синтетический бифштекс, щедрую порцию зеленоватой жидкости. – А если не есть…
– Хватит! – не выдержав, ударила ладонью по столу Мейт.
Ше-Рамшо глянул на девушку так, будто она начала раздеваться.
