– Твои родители были варками?
– Они были моими родителями. И я на всю жизнь запомнила лицо того, кто их у меня забрал. Я не искала тебя специально, но сразу узнала, когда случайно встретила на улице. И я пошла за тобой.
– Я не виновен в смерти твоих родителей. Что бы с ними ни случилось.
– Ты виновен в том, что зарабатываешь деньги на страданиях людей.
– Перестань! – Ше-Киуно обхватил голову руками. – Хватит!
– Ты хочешь что-то сказать?
– Допустим, я тот, за кого ты меня принимаешь. – Дабы предупредить возможные возражения, Ше- Киуно поднял обе руки вверх. При этом голова его оставалась опущенной. – Допустим! Что ты собираешься делать? Хочешь убить меня? Или будешь держать в этом вонючем погребе, пока я не сгнию заживо, как варк?
Ани услышал, как Мейт усмехнулась.
– Последнее предложение мне определенно нравится.
– Это не вернет тебе родителей.
Тишина в ответ.
– Но этим ты сломаешь жизнь себе. Как ты будешь жить с мыслью, что убила человека?
– Я не собираюсь тебя убивать, – тут же возразила Мейт.
Она колеблется, не знает, что делать. Уже хорошо.
– Эй! – подал голос долго молчавший Ири. – А как поживает твой призрак?
– Спроси у него сам, – огрызнулся Ше-Киуно.
– Хочешь, я дам тебе схороник?
– Для себя прибереги, ка-митар.
Ири ответил не сразу. Ага! Значит, Ани угадал.
– Я слышал, как ты кричал.
– И что с того?
– Ты умрешь, не дожив до рассвета!
– Надеюсь, ты тоже.
Хоп-Стах, как же это глупо – вести словесную перепалку с идиотом!
– Я устал, – сказал Ше-Киуно.
Он и в самом деле чувствовал себя уставшим. К тому же Ани вдруг почувствовал полнейшее безразличие к тому, что должно произойти – через малый цикл, через средний, через большой. Ше-Киуно наклонился, протянул руку и провел ладонью по переливающейся голубоватыми искорками шкуре призрака Ночи. Рассвет наступит в любом случае, увидит он его или нет. Так ведь? Так, ответил Сун. Ну вот и славно.
– Если вам больше нечего сказать, то я хотел бы отдохнуть.
Ани оперся рукой о земляной пол, как будто собирался подняться на ноги. Люк над его головой тут же захлопнулся. В темноте были видны только неясные очертания призраков Ночи, неподвижно сидевших по сторонам от Ше-Киуно.
– Эй, слушай меня! – Должно быть, оттолкнув Ири, Мейт снова приподняла крышку люка. – Слушай меня, Ону Ше-Кентаро!
Ани словно током ударило. Ону Ше-Кентаро – имя ему знакомо! Конечно, знакомо, подтвердил Шор.
– Как ты меня назвала?
– Я еще не знаю, что делать с тобой…
– Почему ты меня так назвала?!
Ани рванулся вверх, ударил рукой крышку люка. В луче света мелькнуло искаженное страхом лицо Мейт – девушка с криком отпрыгнула в сторону. Ани поднялся почти в полный рост. Ему было достаточно опереться руками о края люка для того, чтобы выбраться из своего узилища. От неожиданности такой голова у Ше-Киуно закружилась. Собственно, он только хотел выяснить, почему Мейт назвала его чужим именем? Ани еще не решил, что делать, когда ка-митар ударил ногой по крышке люка. Получив удар по голове, Ше-Киуно упал на холодный земляной пол. Наверху стукнула щеколда, ударом руки загнанная в петлю, и раздался крик Ири.
Глава 15
Катарсис.
Ону Ше-Кентаро поднялся с пола и потер ладонью ушибленный затылок. Болело не очень сильно. Да и упал он не столько от удара, сколько от неожиданности. Наверху Ири ругался на Мейт, которая едва не позволила пленнику вырваться на свободу. Речь у Ири ровная, а вот язык на удивление грязный. С точки зрения человека, не отягощенного глубинной мудростью религиозной культуры, каковым являлся Ше- Кентаро, многие из тех выражений, что употреблял Ири, для ка-митара были вообще недопустимы. Хотя не исключено, что Ону заблуждался. Официальные представители Патерната неоднократно заявляли в прессе и на телевидении, что культ Ше-Шеола является живой религией, максимально полно отвечающей всем запросам и потребностям современного человека. Быть может, нецензурная брань как раз и была одним из выразительных средств, придающим речам толкователей и ка-митаров особо яркое звучание и делающим их доступными пониманию самых широких масс населения? Мейт что-то отвечала Ири, резко и односложно. То,
