– Абсолютно, – подтвердил Слизень. – Ни у одного из убитых схороника на шее не было.
– Вот вам и сходство. – Си-ноор довольно улыбнулся, откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – Ни одна из жертв убийцы не относилась к истовым последователям культа Ше-Шеола. При этом все они родились Днем и, следовательно, у каждого из них имелся свой призрак.
– А что, если это убийца снял с них схороники? – предположил Ше-Кентаро.
– Исключено! – решительно взмахнул рукой си-ноор. – Разрушить обители лжи, населенные призраками, – вот к чему стремится убийца. Это его идея фикс. И он находит самый простой путь для ее воплощения в жизнь – он убивает людей, которые видят призраков Ночи.
– Тогда при чем тут «лживые языки»? – спросил Хази.
– А это как раз самое интересное, – оживился си-ноор. – Убийца совсем не так примитивен, как может показаться на первый взгляд. Убивая людей ради того, чтобы освободить их от призраков, он тем не менее возлагает всю вину за это на высших иерархов культа Ше-Шеола, на его Патернат. Именно они, эти «лживые языки», набивающие свои кошельки, спекулируя на вере, повинны в смерти людей, не веривших в то, что схороники могут защитить их от призраков Ночи.
– Нет, это уж слишком надуманно, – недовольно протянул Слизень, рассчитывавший услышать нечто более конкретное.
– Отнюдь! – тут же возразил си-ноор. – Логическая цепочка очень проста и конкретна. Иерархи культа Ше-Шеола погрязли в грехе стяжательства, вера интересует их только с точки зрения возможности набивать собственные кошельки. Простые верующие видят это, и сие отвращает их от веры. Формально подавляющее большинство населения Кен-Ове исповедует культ Ше-Шеола, но на деле истинно верующих среди них единицы. И именно этот формальный подход к вере определяет то, что человек, которому с точки зрения догматика просто необходим схороник, не верит, что амулет может помочь ему совладать с призраками. Вот и все. Лживые языки, обращающие слова в деньги, порождают неверие, неверие лишает людей возможности бороться с призраками Ночи, неспособность защитить себя ведет к смерти. Скорее всего в представлении убийцы жизнь у людей отнимает не он сам, а алчные иерархи, он же лишь стремится привлечь внимание всех, кому это небезразлично, к тому, куда ведет культ Ше-Шеола его Патернат во главе с патернальным ка-митаром.
Ше-Кентаро логические построения си-ноора казались не то чтобы совсем уж безупречными, но, в принципе, не лишенными права на существование. Пусть так, убийца стремится разоблачить продажных иерархов культа Ше-Шеола, но каким образом это может помочь отыскать его?
– Если я все правильно понял, – задумчиво произнес Ону, – убийца непременно выбирает своей жертвой человека, который видит призраков Ночи и при этом отказывается носить схороник?
– Верно, – кивнул си-ноор.
– Допустим, возраст человека можно определить по внешнему виду, – продолжил свои размышления Ше-Кентаро. – Но каким образом убийца узнает, носит ли его потенциальная жертва схороник или нет?
– Хороший вопрос, – одобрительно улыбнулся си-ноор.
– Временной интервал между убийствами достаточно велик для того, чтобы убийца мог выбрать новую жертву и все о ней разузнать, – сказал Хази.
– Наблюдая за человеком со стороны, можно узнать, где он работает, сколько получает, – начав перечисление, си-ноор принялся загибать пальцы на левой руке, – есть ли у него любовница, часто ли он ходит к дантисту, какие газеты читает. – Си-ноор резко выпрямил загнутые пальцы, превратив ладонь в растопыренную пятерню. – Но для того, чтобы узнать, что человек носит на шее, нужно как минимум расстегнуть ворот его рубашки. Кроме того, зная кое-что о стиле и методах убийцы, я бы рискнул предположить, что он не стал бы выслеживать жертву, стараясь узнать, носит она схороник или нет.
– Почему? – приподнял руку в жесте недоумения Хази.
– Потому что для убийцы схороник – это не просто деталь, призванная придать содеянному им законченность и определенность. Нет. Схороник является принципиальным моментом, определяющим, жить человеку или умереть.
– И что с того? – снова не понял Хази.
Си-ноор выпрямил спину, улыбнулся и поднял руку.
– Убийца свихнулся на схорониках, – сказал Ше-Кентаро. – Ведь так? – спросил он у си-ноора.
– Так, – согласился с ним глава общины просветленных. – Всю идеологию он подшил позднее, быть может, уже после первого или второго убийства. Ключевым моментом для него являются именно схороники. Схороник – это начало и конец его психоза. Возможно, в жизни его произошла трагедия, например, в детском возрасте он мог стать свидетелем жестокого убийства, и в этот момент у него перед глазами находился схороник, который оказался накрепко увязан в его подсознании с происходящим.
– Как только он видит схороник, его тянет кого-нибудь прирезать? – попытался конкретизировать Слизень.
– Все не так просто, – погрозил ему пальцем си-ноор. – Схороник является своего рода стартером, который выводит психику убийцы из состояния равновесия. Причем не сам вид схороника, а отношение к нему людей. Надо полагать, что в сознании убийцы схороник тесно увязан с теми безобразиями, что творят от имени Ше-Шеола иерархи и толкователи культа.
– А с чем же еще можно связать схороник, если не с культом Ше-Шеола? – пожал плечами Ше- Кентаро. – Любой ка-митар, если только его на порог пустишь, сначала предложит тебе цитатник, а после сунет под нос связку схороников.
– Нет. – Си-ноор провел по воздуху двумя сложенными вместе пальцами. – В сознании убийцы существует связь иного рода. Она действует на личностном уровне. Как бы это поточнее объяснить… – Глава общины просветленных в задумчивости щелкнул пальцами. – Ну, к примеру, была у тебя в детстве любимая игрушка, которую ты так любил, что не представлял себе жизни без нее. И вот на глазах у тебя с игрушкой что-то случилось – она сломалась, разбилась, быть может, где-то ты ее забыл, потерял. Поначалу жалко было – невыносимо. Потом просто жалко. Со временем чувство жалости притупилось, а с возрастом и вовсе ушло в область детских полустертых воспоминаний. Но почему-то даже сейчас, если ты вдруг подумаешь об этой игрушке, тебя, пусть на краткий, почти неуловимый миг, охватывает чувство непонятной, необъяснимой тоски – воспоминание детства.
