Говорят, эта особа, госпожа Берто, происходит из очень почтенной семьи в Лионе. Мне даже говорили, что она дочь одной дамы, которую я некогда знавала, но я этому не верю. Почему-то во время войны эта особа носила другую фамилию, а теперь вдруг оказалось, что она вдова Берто. Этого отчаянного головореза! Конечно, мне все сразу стало понятно: жена такого, как Берто, не должна считаться ни с чем, даже с законом… Но я еще с ней поборюсь, я ни за что не уступлю ей мою землю!
Священник с досадой слушал эту длинную речь. Уже десяток раз госпожа Фонтенак со всеми подробностями рассказывала ему историю своей тяжбы с Берто.
Вдруг хозяйка замка что-то вспомнила и сварливо обратилась к грачам:
— Что вы такое делаете в вашей школе? С самого рассвета у вас стоит невыносимый шум! Из-за этого шума я совершенно не могу спать…
— Мы строим, — сказал мальчик. — Сначала мы ремонтировали наш сарай, а сейчас, когда выучились хорошо строить, мы строим новый коровник для нашей Белянки. — Видно было, что он прямо раздувается от гордости и желания показать этим двум, кто такие грачи.
— Ужасный шум, — повторила госпожа Фонтенак, не обращая внимания на слова мальчика. — Ни минуты нет покоя! Я собираюсь жаловаться мэру.
— Мы скоро кончим, — робким голосом сказала девочка. — Уверяю вас, нам осталось работы на несколько дней. Наши мальчики строят очень быстро…
— Зачем же вы ко мне пожаловали, господа узурпаторы? — не слишком любезно спросила госпожа Фонтенак.
Мальчик, не отвечая, принялся расстегивать молнию своего комбинезона и бережно вытаскивать что-то из внутреннего кармана.
Священник иронически смотрел на его старания.
— Можешь не доставать, — сказал он мальчику. — Конечно, вы и сюда пришли, чтобы уговорить госпожу Фонтенак подписаться в ваших тетрадках и купить открытки с «голубем мира». Вот, сударыня, — обратился он к госпоже Фонтенак, — они и ко мне приходили со своим подписным листом. Но я не хочу участвовать в затее, которую организовали безбожники и коммунисты… Я за мир, но меня не подобьешь участвовать в организациях красных!
— Я что-то плохо соображаю, — пробормотала госпожа Фонтенак. — Это, что же, значит, я должна давать деньги для того, чтобы они делали там разную их демократию и революцию?
— Примерно так, сударыня, — кивнул священник.
Девочка покраснела.
— Видишь, Ксавье, я тебе говорила, не следовало нам сюда соваться… — прошептала она.
Но тут Ксавье резким движением вытащил, наконец, из-за пазухи сложенную вдвое тетрадь, из которой посыпались открытки. Стая белых голубей усеяла комнату.
Девочка со всех ног кинулась подбирать открытки, в то время как мальчик запальчиво совал под самый нос госпоже Фонтенак тетрадку, на обложке которой старуха увидела отпечатанную таблицу умножения.
— Это что же такое? Умножение?! — изумилась она.
— Это «Тетрадь Мира», можете сами убедиться. Вы не смотрите, что здесь таблица умножения… Вот здесь, на этих страницах многие записывали свои мысли и свои мнения. А здесь подписывались и давали деньги и покупали наши открытки. Нам давали и по триста и по пятьсот франков, честное слово. — И Ксавье, развернув тетрадь, тыкал пальцем то в одну, то к другую строчку, стараясь обратить на них внимание старухи.
— Дай-ка взглянуть, кто и что тут пишет! — Священник нагнулся над тетрадкой. — Ото, как много подписей! Господин Гомье, аптекарь, — пятьсот франков. Булочник Леду — четыреста. Учительница, мадемуазель Венсан, — сто семьдесят. Начальник станции, Фламар, — двести. Гм… знакомые все люди… Давно только я не видел их в церкви… Этот Фламар! Ему давно пора бы подумать о спасении души, а он, видите ли, записался в коммунисты!
Прищуренные глаза девочки вдруг расширились, блеснули гневом.
— Дедушка Фламар очень хороший, — сказала она высоким, дрожащим голосом. — И вы про него, пожалуйста, не говорите ничего дурного, господин кюре. Мы носим наши тетрадки и собираем подписи, и мысли, и мнения людей, чтобы все могли договориться. Договориться о том, чтобы на земле было спокойно, чтобы люди больше никогда не воевали… И чтобы все были счастливы. И вы, и мы, и госпожа Фонтенак…
— Гм… Значит, чтоб и я была счастлива? — глумливо повторила госпожа Фонтенак.
— Да. И чтоб другие на свете тоже были счастливы, — продолжала девочка. — Знаете, нам очень многие давали свои подписи. Корсиканка собрала уже много денег… Ух, наша Корсиканка умеет говорить с людьми! — с гордостью прибавила она.
— Корсиканка? — подняла бесцветные брови старуха. — Что это еще за Корсиканка?
— Это… это прозвище. Так у нас прозвали Клэр Дамьен, нашу подругу. Она у нас в Гнезде «старейшина».
— «Старейшина»? — усмехнулась госпожа Фонтенак. — Что ж у вас и «совет старейшин» имеется? Как при Директории? — она иронически взглянула на девочку.
— Нет, у нас не как при Директории, — нехотя объяснила девочка. — У нас свой совет, из грачей, но мы их в шутку прозвали «совет старейшин». В совет входят все наши старшие ребята…
Священник с любопытством прислушивался.
— Как фамилия этой вашей «старейшины»? Дамьен? — спросил он. — Она, что же, родственница или однофамилица полковника Дамьена? — Он нагнулся к хозяйке и шепнул: — Это был, конечно, не настоящий полковник, а партизанский.
Девочка расслышала шепот и покраснела от негодования.
— Клэр — дочь героя-полковника Дамьена! Ее отца знает вся страна! Он погиб за свободу Франции! — с жаром выкрикнула она.
Госпожа Фонтенак вскинула руки.
— Вы только посмотрите на нее! Вот вам и готовый агитатор! — Она обратилась к девочке: — Нет, милочка, здесь тебе не придется произносить твои речи. Советую тебе пойти лучше в церковь, к кюре Дюшену, и помолиться как следует, чтобы бог тебя вразумил и простил. Да и всем вам следует помолиться об отпущении грехов! — возвысила она голос. — Пускай люди возьмутся за ум, иначе это может им дорого обойтись. Возмутительно! Захватывают чужие земли, устраивают на заводах разные стачки и забастовки, требуют, чтобы мы терпели все их безобразия, а потом еще заставляют детей заниматься политикой! И чему только вас обучают в вашей так называемой школе? — повернулась она к мальчику. — Воображаю, какие идеи преподает вам ваша начальница госпожа Берто!
— Боюсь, я, кажется, явился не вовремя, — произнес вдруг совершенно незнакомый голос, резко выговаривая французские слова.
Присутствующие разом обернулись. На пороге стоял, наклонив блестящую, точно отполированную, голову, американский офицер.
ПОКУПАТЕЛЬ РЕМБРАНДТА
— Госпожа Фонтенак, разрешите представиться: капитан Вэрт, к вашим услугам, — офицер легко поклонился.
Священник ответил ему глубоким поклоном и весь так и засиял улыбками. Мальчик и девочка стали потихоньку подвигаться к двери. Но офицер вдруг обратился к ним:
— Куда же вы уходите, молодые люди? Ведь вы, я слышал, выполняете общественное, так сказать, поручение? Вот я вижу здесь голубя мира. — Он поднял с пола открытку. — Знакомая птица… Ба, да тут и стихи написаны?.. — Он прочел вслух:
