не крашенным, растрескавшимся окном старого деревенского дома. Новая команда, и вот закат сменяется роскошным диким пляжем, как с рекламы «Баунти». Почувствуйте себя Робинзоном,
— Прекраснее всего — гора Фудзи, — мечтательно произнес японец. — Четыре времени года. Цвет дикой вишни, зеленые рисовые поля, ветер, срывающий желтую листву, и снегопад. Я особенно люблю осень, когда в густых тростниковых зарослях можно заметить соломенную шляпу рыбака и звучит музыка гагаку. Кроме Фудзи, много чего еще есть.
Следующие несколько минут я наблюдал, как двое китайцев сосредоточенно и деловито сдирают с живого человека кожу. Несчастный был подвешен вниз головой на толстом суку, а само действие происходило в каком-то парке, на фоне аккуратно подстриженных кустов, беседок и живописных камней. С трудом удалось сдержать рвоту. Тем более что функция программы позволяла увеличивать и показывать в деталях любой фрагмент изображения. Например, ноготь большого пальца правой ноги китайского мученика был длинен, грязен, крив и треснул посредине. При увеличении во весь экран разрешение практически не менялось. От звукового сопровождения я наотрез отказался.
— Один такой фильм на DVD стоит три-четыре тысячи долларов. Природа, конечно, дешевле. Сейчас на островах это самая последняя мода. Но я тебе покажу кое-что покруче. Чтоб ты понял, как живут нормальные люди. Которые с нами работают.
У его рабочего стола я увидел два необычных вертящихся кресла, к которым крепились многочисленные датчики. В верхнюю часть кресел были вмонтированы сложные шлемы или что-то вроде того, а к подлокотникам крепились специальные перчатки.
— Система «Digital Space Vision», — пояснил Танака. — На расстоянии ближайших пяти тысяч миль такого больше нет ни у кого. Правда, к этому креслу и машина нужна особая. Вот такая, как у меня, например.
В нескольких словах он описал свой компьютер, стоявший тут же. Никакого особенного дизайна, обычный серый ящик… нет, вдвое больше обычного. Фирма «Кансай». У нас в Москве продаются поганые китайские будильники «Кансай», дешевле доллара, но оказалось, это компания совсем другая. Японский «Кансай» (Танака с гордостью произносил «Кэнсэй». Перевел: так называли фехтовальщиков-самураев, особо отличившихся в человекоубийстве) работает только на военных и космос. Хай-энд. В качестве заставки на мониторе крупным планом красовался фюрер. Чаплинские усики, слипшаяся прядка падает на крутой лоб-яйцо, испуганно-злые, в обезьяньих морщинках, глаза…
— Смотришь? — ухмыльнулся Танака. И без того косые зенки сузил до невозможных щелок- прорезей. — Смотри-смотри. У меня все его речи есть на диске. Учу язык, но времени не хватает. — Он помолчал, словно вглядываясь куда-то, в невидимое. — Я ведь в прошлой жизни служил в СА… Это мне недавно открылось, всех подробностей еще не знаю. Помню только: ночь… город тихий, замер… обыватели забились под одеяла, дрожат… Улицы безлюдные, ни одной живой души. Даже псы попрятались. Площадь… Блестящие, скользкие после дождя булыжники… Черные здания с островерхими крышами, шпили… И небо тоже черное, ни звезды… — Голос его изменился, зазвучал низко и глухо, утробно, забубнил, словно японец входил в глубокий транс. — Весь мир замер, скованный страхом… И вдруг! Коваными сапогами по камням! Бух-бух-бух! Из-за угла появляются шеренги. Это — мы. Высокие крепкие парни со стальными бицепсами и бычьими шеями… Коротко подстриженные, пахнущие простым дешевым одеколоном. Наши мускулистые гибкие тела затянуты в черные мундиры без единой складочки. Сверкает лоснящаяся кожа ремней, портупей и сапог. Металлические подковы высекают быстрые золотые искры… Мы идем, плечо к плечу, рука к руке. От грома нашего марша дрожит город. Линкс-цво, линкс-цво-драй-фиа-линкс! Линкс! (Вместо нормального drei Танака смешно произносил «длай», «г» ему не давалось.) Справа и слева от меня мои друзья, мои верные товарищи. На наших рукавах — шелковые повязки со священным символом новой эпохи… Свастика, хакен-кройц… Мы несем факелы — много факелов… Пламя озаряет наши вдохновенные лица, пляшет в зрачках… Чернота ночи и мундиров, алый отблеск огня на голенищах сапог, удары сотен каблуков о немой булыжник… О-оо, как это прекрасно, как это прекрасно! — Танака зашелся стоном, сжал кулаки и потряс ими в воздухе. Сиреневые таблетки оказывали на него, видимо, могучее воздействие. — Никогда еще я не чувствовал столько силы, столько энергии! Мы — молот, пушечное ядро, которое летит в небеса, как в витрину еврейской лавки! Слаще всякой музыки звучит звон осколков… Мы разбиваем вдребезги этот ничтожный, трусливый мир, выпускаем ему кишки, как пух из перины, вспарываем ему вены, и грязная мутная жижа хлещет в сточные канавы!.. Какое торжество! Сколько веков унижения, мук, и вот — пробил час мести! Тысячи лет мы носили оковы, были слугами и рабами, нам выкалывали глаза, чтобы не дать увидеть своих палачей, но теперь — теперь мы будем мстить. Души прозрели, тела налились звериной силой, а умы озарил свет Истины… О, с каким наслаждением мы вытащим из-под вонючего, пропотевшего одеяла этого старого пархатого фигляра, еврейского бога, в дурацком колпаке и латаной ночной сорочке, которую он выдавал за белые одежды! Схватим его за бороду, спустим по лестнице, швырнем на мостовую, как последнюю падаль, и будем пинать ногами! Пусть он плачет и стонет, пусть молит о пощаде — напрасно! Жалкий клоун, мошенник, он так долго дурачил нас своими сказками о добре, а сам любовался нашим горем, упивался нашими страданиями, спрятавшись среди своих ватных облаков. С каким наслаждением мы швырнем факелы в его трухлявую нору, стены которой проел жук, и будем плясать, глядя на пожар, как счастливые дети, и будем кричать на всю Вселенную: «Зиг Хайль! Зиг ХайльП Зиг Хайль!!!»
Выхаркнув троекратно нацистский клич, Танака обессилен™ повалился на пол и затих. Возможно, эта комедия была затеяна для меня, ведь не может же японец и в трансе говорить по-английски. Кто знает. Возникло острейшее, непреодолимое желание бежать отсюда как можно скорее. В компании человека, место которому в лечебнице или в тюрьме, я сильно опасался за свой рассудок. Еще неизвестно, подумалось, кто хуже — Танака или Рашид. Тот по крайней мере был в своем уме…
Очухался японец быстро. Встал, протер глаза, ухмыльнулся:
— Испугался, русский?
— Вы были очень убедительны, — сказал я вежливо.
— Ничего, это так… Вспоминаю. Когда-нибудь расскажу тебе про свои прошлые жизни, если выпадет хорошая триграмма. В эпоху Хэйян я был самураем господина Ийэ и сделал себе сеппуку у ворот храма Нигосари. Перед смертью я написал прекрасное стихотворение:
Бабочка на цветке — Сколько ей жить осталось? Осень еще в пути…
Нравится?
Я кивнул. До начала осени оставалось чуть больше месяца. И правда еще в пути…
— Давай лучше полетаем. Хочешь квайлюд?
— Нет, спасибо. — Насчет сиреневых таблеток я сразу решил, что уж это — точно никогда.
— А я не люблю без квайлюдов, — беззаботно пожал плечами Танака. — Кайф не тот. Садись. — Он указал мне на кресло. — Сейчас подготовлю тебя к полету.
Это была потрясающей реалистичности компьютерная игра. Шлем, cyber-gloves и еще какие-то особенные приспособления создавали абсолютно достоверную картинку. Я находился в кабине военного самолета. Все было физически натуральным: лампочки, рычажки, приборы. Наш аэродром находился где-то в пустыне. Пейзаж был вполне знаком: приземистые желто-бурые дюны, редкий колючий кустарник, бледно-синее небо. На летном поле суетились какие-то люди из техобслуживания, доносились их неразборчивые крики. Собственно, обычная компьютерная игра-стрелялка, но выполненная с безумным совершенством. В соседнем самолете, справа, сидел Танака. Он инструктировал меня насчет приборов и техники полета.
— Тут все как в жизни, — звучал в наушниках его голос. — На таких системах тренируются американские летчики. Если летишь — то летишь, но если падаешь — то падаешь. Меня много раз сбивали, я привык, а тебе с первого раза будет не очень-то. Пойдешь у меня в хвосте, и не отрывайся смотри.
— А куда летим? — поинтересовался я.
— Увидишь, — многообещающе ответил Танака. — Сегодня они получат свое.
Взлететь мне удалось легко. Совсем скоро начался океан, который мы пересекли почти без проблем. С авианосца поднялись нам навстречу два перехватчика, но Танака расправился с ними самостоятельно и профессионально. По старой привычке (друзья, как мне не хватает в тюрьме компьютерных игр! Ночами снятся иногда то старый добрый Quake, то Diablo, то Ultima… душу бы заложил за обыкновенный Warkraft) захотелось послать в авианосец пару ракет, но японец приказал:
