нем… Юсуфа Курбана! Одетый в белую габию, с арафатовской куфией на голове, в темных очках — арабский принц из нефтяной сказки. Рядом с ним — дородный усатый мужчина в полевой форме, по бокам — автоматчики.
— Дустум! — прокатилось над окопами. — Сам Абделькадер Дустум!..
Метров за пятьдесят до наших позиций джип остановился. Впереди процессии шел солдат с белым флагом, нацепленным на длинное тонкое древко. Следом — вальяжной, но неубедительной какой-то, семенящей походкой — Юсуф Курбан. А за Юсуфом, в сопровождении двоих, — генерал. Держал руки за спиной. Приглядевшись, я понял, что на запястьях Абделькадера Дустума — наручники. «Арабские афганцы» тотчас окружили их — как обычно, кольцом. Юсуф принялся что-то объяснять, «афганцы» с подозрением осматривали его с ног до головы, кивали. Автоматы были наготове. Юсуф протянул им белый конверт. «Афганцы» пожали плечами и повели всю компанию к шатру Абу Абдаллы.
Мы все, не сговариваясь, тоже потянулись туда. Глазели удивленно друг на друга, с болезненным любопытством косились на джип. У шатра нас встретила, плечом к плечу, хмурая охрана. «Всем вернуться на места!» — приказ. Муджахиды отошли в сторонку, но не расходились. Стояли группками, шепотом трепались. Томаса — Туфика в шатер не пустили. Слонялся со своей камерой, досадливо кривился, сплевывал.
— Что происходит? — спросил я, тронув Томаса за локоть.
— Милостью Аллаха, все свершилось. — Он тотчас встал в обычную боевую стойку. — Муртадам не хватило смелости сопротивляться армии имама. Нашлись добрые мусульмане, которые арестовали генерала Дустума, ибо сказал Всемогущий, мир Ему и благословение: «Не бросайте свои руки к погибели».
— Это Юсуф Курбан — «добрый мусульманин»? Томас замялся:
— Сказано: «Аллах знает несправедливых». Идите лучше займитесь своим делом…
Через некоторое время из шатра вышел — выбежал — и сам Юсуф. Растерянный, бледный, без очков. Слева и справа немедленно встали «арабские афганцы». Как бы почетным эскортом, но лица у них были для эскорта неподходящие, суровые и сумрачные. Очень напоминало конвой. Пробежав пару шагов, вертя головой в разные стороны и отдуваясь, Юсуф внезапно увидел меня. Мы столкнулись взглядами, и в глазах «доброго мусульманина» корчился страх.
— Это вы? — воскликнул он удивленно по-русски. — Что вы здесь делаете?
Я промолчал и отвернулся. Юсуф, наверное, хотел поговорить со мной, но конвойные, недобро, с подозрением глянув в мою сторону, дали ему понять, что надо идти. Не останавливаясь.
— Пидарасы, — чуть слышно прорычал Юсуф, бросив мне на прощание тоскливый и непонимающий взгляд. Славянского наречия, кроме меня, здесь все равно никто не понимал.
Когда его увели в соседнюю палатку, возле которой сразу встали караулом «афганцы», из шатра вышла пара: Абу Абдалла и Абделькадер Дустум. Томас кинулся снимать, но Террорист Номер Один жестом остановил: не надо. Выглядели они как два старых друга, прошедших и Крым и Рим. Красиво смотрелись: мудрец и воин. Генерал держался с подчеркнутым достоинством, кивал в ответ на реплики Абу Абдаллы, вставлял негромко короткие фразы. Наручников на нем уже не было, и Дустум задумчиво массировал покрасневшие запястья. Коротко опишу его: невысокого роста, полноват, но крепок и широк в плечах. Мощная грудная клетка, военная выправка, стать. Полная противоположность кривому и изрезанному шрамами шейху Халилю. Спокойное, холеное, уверенное и умное лицо с тяжелой нижней челюстью. Подчеркнуто собран, суров, замкнут. Пышные, ухоженные усы с нитями благородной седины. Высокий гладкий лоб с выразительными морщинами у переносицы. Если коротко — похож на породистого мускулистого бульдога. Отчего-то вспомнилась модная в свое время дурацкая песенка Пугачевой: «Н- настоящий полковник!»
Всем видом своим Абу Абдалла давал понять, что Абделькадер Дустум не пленник, которого привезли заговорщики в качестве залога верности, а почетный гость. Муджахиды, озадаченные еще больше, примолкли и держались в сторонке. Даже Томас — Туфик, кажется, мало что понимал. Продефилировав перед зрителями несколько минут, как бы давая понять расстановку сил, имам и генерал снова скрылись в шатре. «Арабские афганцы» бесцеремонно разогнали любопытных. До позднего вечера, а затем весь следующий день я жадно ждал объяснений, которые так любит делать Абу Абдалла. Но разъяснений не последовало. В полном недоумении мы вступили в столицу.
…Не было ощущения победы. Ощущения выигранной войны, осмысленно пролитой крови не было. Все решили обыкновенная человеческая низость, предательство. Закулисные игры, истинного смысла которых не узнаешь никогда. Я чувствовал себя глупо, гадко. Да, столица сдалась нам без боя. И без хлеба- соли. Город словно вымер. Держа в памяти еще свои прежние впечатления, варварское это скопище машин и животных, торговцев и бездельников, я был поражен пустотой улиц и замогильной тишиной. Куда все подевались? Лавки, магазины — закрыты. Автомобили припаркованы где придется. Прохожих нет. Словно водородную бомбу взорвали. Единственное, что напоминало о прежней жизни, — грязь. Пластиковые мешки с отбросами, гниющие фрукты, разломанные ящики какие-то, обрывки газет, битое стекло, вонь — этого было предостаточно. Кое-где на перекрестках я замечал покинутые бронемашины, видел даже один танк. На башне сидели два здоровенных баклана и дрались из-за ошметков чего-то непотребного. Труп, что ли, жрали? Вообще птиц было много — море все-таки. В основном чайки, копавшиеся в мусорных завалах. Проходя мимо здания американского посольства (железный герб Соединенных Штатов так и не убрали с ворот), я заметил: все окна до единого выбиты. Видны следы пожара. Посольство, надо полагать, разорили полностью. Во дворе валялось несколько разбитых в мелкие осколки компьютерных мониторов, кружили клочья обгоревших бумаг. Бурые пятна на кирпичной стене могли быть кровью, но поручиться не могу.
Нас разместили в самом шикарном из возможных отелей — шестнадцатиэтажном «Африка-меридьен» на центральной улице города, Авеню Хабиб Бургиба. В первый свой приезд на этой улице я не бывал и поразился: натуральная, широкая европейская авеню вроде Кутузовского проспекта. Современные здания, никакой туристически-музейной экзотики. Милая, привычная сердцу и глазу московская реклама на биг- бордах: Mazda, Pampers, Siemens, Snickers. Я на мгновение ощутил себя почти дома, в нормальном, человеческом мире. Муджахиды с брезгливым уважением косились на пестрые физиономии безбожной жизни, нагло выпиравшие отовсюду. На то, что досталось им случайно, не по праву, и чем они никогда не смогут воспользоваться, дикие животные пустыни. Роскошные бутики: Joop! Givenshy, Hugo Boss, Tiffany… Почти все — с откровенными следами грабежей. Высаженные витрины, внутри погром… Офисные многоэтажки глядят хмуро слепыми окнами. Я вдруг почувствовал: как ужасно, когда цивилизация отступает! А она может отступить. И полуграмотные, полуголодные дикари с автоматами, с мозгами, наглухо запечатанными парой дешевых софизмов, придут и растопчут все, что создавалось поколениями. То, к чему веками двигались человеческие орды, медленно превращаясь из первобытных племен в народы и нации, создавая Мону Лизу и самолет, электрическую лампочку и Евангелие, компьютеры, женские прокладки, аспирин и космические корабли. Все это — элементарно! — может быть растоптано, выжжено дотла и залито кровью. Мое второе «я», европейский человек, захлебывалось презрением и гневом. Я их снова яростно ненавидел — торжествующих нищих, ублюдочных фанатиков, которые хотят превратить всю планету в сплошную пустыню, чтобы раскатывать по ней на верблюдах и славословить своего Аллаха! Установить снова законы людоедского варварства, кровожадной однозначности, из которой мы едва-едва, похоронив Гитлера и Сталина, понемногу выкарабкиваемся. Спотыкаясь, падая, набивая синяки и шишки, но с каждым днем — все дальше от газовых камер и концлагерей, от «for whites only» и поголовного поклонения вождю, фюреру, единому Богу… Ведь они могут — и от этого понимания темнело в глазах, — они действительно могут это сделать, если их не остановить! Мы же знаем, это же сценарий 17-го года! Пока сверхдержавы жуют сопли, рассусоливая о международном престиже, а нефтяные саввы Морозовы из Эмиратов дают деньги на джихад, мир необратимо меняется. Завтра мы проснемся и обнаружим, что уже поздно… Где вы, чертовы янки?! Где ваши самолеты, ракеты, бомбы?!!
…Отель — да, это было что-то! Пять звезд для меня не новость, я, в общем, имею представление, что такое пять звезд, но в арабском исполнении… Нет, о вкусе речь не идет, конечно. Сон пьяного цыгана о Версале. Великанские хрустальные люстры на витых узорчатых цепях. По сводчатым потолкам роспись: нимфы, пастухи, пастушки… Как бы античные колонны — тонны мрамора, гроздья лепнины, жирно облепленной позолотой. Громадные зеркала в два человеческих роста, шикарные рамы… Здоровенные канделябры под стать колоннам, пестрые мохнатые ковры размером с маленькую городскую площадь…
