собственно, ему от меня нужно. Абу Абдалла листал книги, шептал себе под нос. Очень дряхлым он мне в тот момент показался, тысячелетним стариком. Вечным жидом, который слоняется по миру в поисках чего- то… Истины, может, какой-то. Не в силах умереть, ищет себе занятие. Разглагольствует, воюет. Смущает умы. Или все — игра, сплошная игра? Уловки, рассчитанные на примитивных человечков? Имам Мехди, Наполеон, просто удачливый самозванец — я не мог разгадать.
Решительный, деловой, озабоченный, Абу Абдалла вернулся в кресло. Как ветром сдуло высокую печаль. Сейчас возьмется за телефон и станет обсуждать биржевые новости…
— Будем говорить о главном. Времени осталось мало. Ты можешь задать мне любые вопросы и получишь на них ответ. Любые, Искендер. Подумай.
Неужели он действительно морочит мне голову? Дергает за ниточки — за одну, за другую… Раз — и куколка чуть не плачет. Два — мозги набекрень от очередного парадокса. Три — бьет себя пяткой в грудь, лезет на амбразуру… А сейчас разыграем интервью. Сделаем из этого червяка суперстар. Чтобы «Форбс» и «Уолл-стрит джорнал» о нем написали: «Русский хакер рассказывает правду о Террористе Номер Один!» Паблик рилейшнс, прелесть, что за штука… Но раз так — будем играть, твердо решил я. Вопрос номер один (очкастый корреспондент Си-эн-эн в костюмчике и галстучке, с наглой рожей, тянет руку из первого ряда):
— Зачем вы все это делаете?
Хаджи Абу Абдалла (улыбается в камеру):
— Разве ты еще не понял, кто я?
— Нет… если честно. — Я запнулся.
— А кем ты меня сам считаешь? Террористом Номер Один?.. — все с той же иронической улыбкой. У меня не было ловкого, красивого ответа. Никакого. Он снова поставил меня в тупик.
— Не знаю… Вы — странный человек.
— В чем же моя странность, Искендер-бей? — Он так смешно сделал брови домиком, что я не удержался, гыгык-нул. Старый актер, старый шут, старый плут…
— Мне… трудно сказать. Я понять вас не могу. Веселые искры в глазах вдруг чиркают по коже, как бритвенные лезвия:
— А себя ты можешь понять?
— Нет. Не всегда, — бормочу, стараясь не глядеть на него.
— Кто ты сам? Где твое настоящее лицо? — холодно, жестко, с вызовом, зло. Что он за дьявол, в конце концов?!
— Не знаю… не знаю…
Долгая, тяжелая пауза. Шутки кончились, меня опять знобит, колотит. Поменялись роли в интервью. Допрашивают — меня.
— Помнишь, я задал однажды тебе вопрос? Ты нашел ответ?
— Нет.
— Ты говоришь неправду, — нехорошим голосом, с угрозой. Не простит лжи.
— Но я действительно… — И понимаю, что соврать не выйдет. Мне стало очень страшно.
— Чего же ты боялся?
— Не знаю… Какой-то слепой бездумной силы… судьбы или рока… Силы, которая может легко уничтожить меня. И вообще все на свете. Очень опасной и жестокой.
Абу Абдалла улыбнулся, приподняв уголки рта. Словно собирался подсказать мне правильный ответ:
— Ты назвал эту силу Богом, верно?
— Да… в общем-то, — сознался я, даже со стыдом, потупившись.
— Но ты же не веруешь, Искендер! — чуть громче обычного воскликнул он. С таким выражением, словно пулю всаживал в «яблочко».
— Я… да, то есть нет… не знаю… — Мысли путались, логические цепочки распадались на бесполезные звенья. Голова гудела.
— А почему эта сила так опасна? — с ласковой подковыркой, с ухмылкой, глубоко упрятанной в седые пышные усы.
— Она… трудно сказать… — Сбиваясь, запинаясь, я пытался подыскать нужные слова. — Потому что она не считается со мной. На меня ей наплевать. У нее свои планы, свои представления… Она творит что хочет. Ее невозможно понять, с нею нельзя договориться… Что-то очень чужое. Да, вот это самое главное — она чужая, сила. Из другого мира. Точно как вы сказали: Аллах нас не видит… Как мы не видим букашек, на которых наступаем подошвой. Даже иногда не знаем, что они могут ползать у нас под ногами. Другой мир, который нельзя сравнить с нашим…
— Ты говоришь красиво, — задумчиво, вполне удовлетворенный моим ответом, сказал Абу Абдалла и пригладил ладонью бороду. — Скажи, а почему эта сила должна считаться с тобой?
— Как — почему? Ну… я не знаю… потому что я способен чувствовать, потому что я — человек, наверное…
Он помолчал. Выдержал, как всегда, паузу — чуть дольше, чем принято в нормальном разговоре. За окном визгливо и резко орали бакланы, усевшись на карниз. Дрались изза какого-то куска. Небо все плотнее затягивало плотным туманным покровом. Еще немного — и посыплет мутной осенней моросью.
— Насекомые, которых ты убиваешь, тоже могут что-нибудь о себе мнить, — отрешенно прозвучали слова Террориста Номер Один в мягкой тишине уютного кабинета. Где книги так спокойно стоят за старинным тусклым стеклом.
— Но я не насекомое! — почти кричу я, словно чувствуя уже занесенную над собой рифленую подошву. С налипшими комками грязи, Ј клочками травы…
Скептическое, в ответ мне:
— Да?
— Да!
Снова — пауза. Сидит, полуприкрыв глаза, неподвижно, на коленях покоятся скрещенные бледные ладони. Спокойный, как Будда. Как камень. Глухо, из темной глубины внутреннего его, непостижимого для меня пространства, доносятся слова:
— Почему? Потому что тебе так хочется? Кто поделил мир на людей и насекомых, Искендер?
Знаю нужный ему ответ, но пожимаю плечами:
— Понятия не имею.
— Это сделал всемогущий Аллах. Он сотворил и муравья, который ползет по дороге, и твой башмак, и тебя, и дорогу… Но Неизъяснимый не положил разницы между ними. В глазах Аллаха все едино, и все — на своих местах.
Сейчас посыплются цитаты из Корана. Лучше искренне:
— Знаете, я не философ. Я трезвый человек, я не умею рассуждать обо всем этом. Если честно, я думаю, что философия, религия — просто человеческие домыслы. Я не готов спорить.
Не открывая по-прежнему глаз, не меняя позы:
— Ты споришь только с самим собой, Искендер. Я вижу истину так же ясно, как тебя сейчас… нет, еще яснее.
— И в чем же она, истина? — задаю вопрос даже не для себя, наверное. Для будущего интервью Си-эн-эн и «Форбс».
— В том, что Аллах непостижим. У него — девяносто девять имен, и каждое из них — бесконечность. Перед ликом Неизъяснимого нет ни добра, ни зла. Добро и зло — всего лишь оковы, которые он из милости наложил на людей, чтобы они, блуждая во тьме, не истребили сами себя. Аллах — полнота, которая вмещает все. Мы называем его ал-Мубди — Начинающий и ал-Му'ид — Возвращающий, ар-Рафи — Возвышающий и ал-Хафид — Унижающий, ал-Мухйи — Оживляющий и ал-Мумит — Убивающий, ал-'Афу — Прощающий и ад-Дарр — Вредящий, ал-Мани — Защищающий и ал-Мун-таким — Мстящий, аз-Захир — Видимый и ал-Батин — Скрытый, ал-Аввал — Первый и ал-Ахир — Последний… Истина выше дурного и хорошего, выше жизни и смерти. Пророк Иса учил абсолютному добру, но это лишь половина знания. Прекрасная, но половина. Поэтому Аллах послал Мохамма-да. Сердце, полное любви, — и меч в руке. Добро и зло, любовь и смерть. Страх и свобода. Истина всегда имеет две стороны, Искендер… Человек выбирает
