Валялись обломанные ветви, оборванные провода, а сломанный старый тополь перегораживал дорогу. У сваленного забора прибитые ветром смятые вёдра и какие-то банки, а вот здесь завалило сарай. Через пару минут на фоне 'сказочной тайги' показались два вросших в землю бетонных кольца и небольшой домик с темно-зеленой сосёнкой в палисаднике — по ним он всегда узнавал домик Галины Савельевны.
Она встретила его во дворе. Голова старухи привычно подвязана платочком, тёмная юбка и тёплая кофта, в руке ведро с водой — скотину, видать, поила. Полное румяное лицо выглядело растерянным.
— Юра, что это еще за выкрутасы? Выхожу утром корову подоить, а тут такое, что на уши не натянешь! Ты мне что-нибудь объяснить можешь? Что приключилось-то нонче? И куда деревня-то наша провалилась, прости, Господи?…
— Галина Савельевна, сами ничего пока не знаем. У меня мужики в гостях были, когда все это началось…
— Кто хоть был-то, я знаю?
— Один первый раз, вы его не видели. Другой Славка Клименко.
— Это здоровущий который?
— Он. И Васька Дроздов.
— А-а, и этот брандахлыст тоже здесь, — она печально глянула на улицу с коротким рядком домов и вздохнула, — почитай, полдеревни как корова языком слизнула. Может, ещё кто по домам живой остался?
— Сейчас мы сходим, кругом оглядимся, а то, может быть, это даже и не Земля уже.
— Да нет, — остро глянула на него бабка, — я же рано вышла. Венера над горизонтом стояла, как обычно. Только вчера… постой-ка… она ж вчера с вечера в небе стояла!
— Значит, только время другое, — вздохнул Акела.
— Ох, а Андрюха-то мой в городе, к сыну поехал с гостинцами, а где же нынче город-то тот будет?
Савельевна пригорюнилась.
— Галина Савельевна, мы постараемся побыстрее вернуться. Неделю продержитесь одна?
— Да я и месяц продержусь, — не охну, что мне сделается? Молоко, яйца свои, картошку только позавчера убрали и в подпол ссыпали. Муки, круп, чаю и сахару полно, постного масла немеряно. Я-то со своим весом давно по снегу не ходок, а тут ещё и дед мой обезножил, вот и постарались детки закрома под завязку набить, на всю зиму завезли. Подождите часок, я вам с собой пирожков в дорогу напеку…
От пирожков, как ни заманчиво это звучало (пироги у Савельевны были — пальчики оближешь), Акела отказался. Как ни настаивала она (а характер у бабки был — ой-ой-ой, куда там какой-то скале), он вышел со двора и двинулся обратно.
До родной калитки оставалось метров десять, когда кусты, в которые, согласно новой диспозиции, упиралась дорога, зашевелились. Под треск ломаемых веток на дорогу выбрался… дракон. Практически такой, каким его изображали на сказочных иллюстрациях. Ростом в холке с добрую корову, длиной метров восемь и небольшая голова с очень зубастой пастью. Картину дополняли костистый гребень от затылка до кончика хвоста, чешуйчатая шкура, на спине сложены кожистые, как у летучей мыши, крылья.
Глаза рептилии в упор уставились на замершего человека. Однако, гадина, вопреки ожиданию, не ринулась вперед, а, приподнявшись на задних лапах, широко распахнула пасть. Тренированное тело среагировало само, «рыбкой» швырнув хозяина за забор палисадника. Ноги обдало жаром, — из пасти пресмыкающегося ударил натуральный огнемет!
Все это он зафиксировал уже краем глаза, ввинчиваясь по-пластунски сквозь кусты сирени за угол дома. Вслед ему неслось громкое шипение разъярённого гада. Оказавшись там, Акела вскочил и, обогнув дом, двумя бросками оказался у входной двери. Навстречу бомбой вылетел Славка, за ним перетек на улицу Андрей и встал рядом за косяк с поднятым пистолетом в руке.
— Ты со стволом? — мимолетно удивился Акела, — Всё видели? Бегом хватайте вещи, не то нам эта гадина сейчас ноль-Один устроит!
В это время со стороны ворот послышался характерный треск ломающегося дерева. Быстрый обмен взглядами показал, что все поняли — уйти не удастся. Шипение и рёв проклятого ископаемого подтвердили этот вывод — хищник не собирался оставлять добычу в покое.
Толстый подхватил колун, стоящий у дверей, Андрей плавно переместился чуть дальше, держа ствол на уровне глаз. Взгляд Акелы упал на стоящее, на крыльце ведро, до краёв наполненное прозрачной, даже на вид ледяной, колодезной водой.
В романе Пола Андерсона 'Три сердца и три льва' герой плеснул в пасть дракона холодную воду и там произошёл взрыв, как в паровом котле. Одновременно с возникшей в голове мыслью он схватил это ведро, а дальше события скачком перешли в иной временной режим.
Вот из-за угла на уровне лица выползает разинутая пасть рептилии. Вода, в ореоле бриллиантовых брызг, сверкающим бесформенным комом плывёт точно в распахнутый зев. Колун в руках Клима, описав плавную дугу, шмякает в голову твари, правый глаз дракона как бы взрывается, выплёскивая какую-то черную, похожую на деготь, жидкость. Другая часть сознания слышит за спиной резкие хлопки пистолета: выстрел! другой! и рёв, переходящий в пронзительный, на грани ультразвука, визг.
А потом время вдруг закрутилось с прежней скоростью. Из пасти гада вместо огня ударила струя не то дыма, не то пара, дракон конвульсивно забился, заваливаясь набок. Андрей рванул друга на себя, и вовремя! Падая на спину, Акела успел увидеть, как удар хвоста с треском разнес в щепки массивное крыльцо. Клим, с непостижимым для его мощного тела проворством, порскнул внутрь веранды. Кривые когти скребли землю, хвост молотил по траве, но уже было ясно, — это агония. Трое потрясённо молчали, тупо глядя на всё ещё вздрагивающую тушу и слушая его захлёбывающийся булькающий визг.
— Так вот ты какой, северный олень… — задумчиво произнёс хозяин дома.
— Да-а, — протянул Андрей, — забавные здесь водятся хомячки.
— Мужики, а где Соловей? — практический ум Клима, как всегда, чётко определил слабое место в данной ситуации, — Этот Горыныч его не слопал, случайно?
— Вскрытие покажет, — 'на автомате' схохмил Акела. Данная операция состоялась быстрее, чем они могли бы предположить. Со скрипом «вскрылась» дверь деревянного туалета и Василий Викторович, застёгивая джинсы, явили себя изумлённой публике. Сделав пару шагов, он, наконец, справился с «молнией» и первый раз поднял глаза. Оглядев всклокоченных змееборцев, остатки крыльца, тушу дракона и с выражением произнёс: '…'.
— Очень точное определение ситуации, — серьёзно сказал Георгий Борисович.
— У Гитлера был бункер, а у Соловья сральня, — хмыкнул Толстый.
— Так ведь кто на что учился, — Василий, кажется, даже протрезвел, — вас на минуту одних оставить нельзя. Стоило Василию Викторовичу покакать отойти по-человечески, вы уже редких зверей мочите. А что «Гринпис» про вас скажет, варвары?
— Молодец, — заметил Андрей, — только что был в говне, через секунду уже весь в белом и ещё нас «зелёными» пугает. Что скажешь, Борисыч?
— Молодец, кто бы спорил…. А, ты об этом хомячке. Ну, считай, получили первую информацию об этом мире. Если в этих лесах водятся такие зверюшки, то у нас не просто проблема, у нас большая проблема. Значит, мы с Василичем идём гулять по этому лесу, а вы остаётесь домовничать.
— Акела, ты что? — Слава обалдело уставился на друга.
Тот не успел ничего ответить.
— Юра! — послышался со стороны ворот голос Галины Савельевны, — Юра, вы живые там?
— Живые, живые, сейчас, Галина Савельевна, — и тихо добавил, — будете у неё прикрытием. Что мы в лесу, что вы здесь — одинаково под ударом. Но мы здоровые мужики, битые-перебитые. А она — просто мирное население. Нелюди мы, что ли?
— Да понял, — не стал спорить Клим.
— Василич, — спросил Васька, пока хозяин в обход туши пошёл к Савельевне, — ты же инженер- электронщик, смогешь из наших сотовых рации сделать?
— А смысл? — пожал плечами Андрей, — Источника тока-то нет. Сутки максимум — и они сдохнут.
— Вообще-то, да. Ну, что там Савельевна?
