Н. А. Теффи — единственная, кто так искренно и смело-открыто в печати восславил идею автора в чорные дни — когда все другие боялись показать себя перед жандармами вольнолюбивыми.
Зато Новое Время снова взялось за автора Стенька Разина, грозя Ему нагайкой и перекладиной за бунт против царизма (в книге возносится хвала Стеньке Разину за святое дело сверженья царя и князей).
Н. А. Теффи — да здравствует.
Ведь книга Стенька Разин родилась Чудом в дни мировой скорби, когда душа истосковалась по вольной воле, а сердце устало биться без творческого смысла.
Стенька Разин расцвел желанным Солнцем на небе литературнаго безвременья и жалкой трусости.
Эта книга дает генинальное выраженье сущности всенародной любви к своему великому безсмертному герою Степану Разину, выявляя его утрозарным борцом за Волю.
Эта книга — стихийное творчество.
Ужас русской критики всегда заключался в тупом неуменьи найти истинную книгу.
Поэтому критика никогда непользовалась уваженьем и дчже нечиталась.
Из Петрограда Поэт уехал в Пермь, погостил у милого товарища Клани Везсоновой, взглянул на зимнюю Каменку и вместе с другом Своим Володей Гольцшмидт уехал в Крым читать лекции о футуризме, об Утвержденьи Свободной Личности и Свои Стихи.
Критик
Знаменательно.
Только один из всех критиков Его Творчества — это Борис Гусман — в статье Василий Каменский чутко резко разделил Его на два лица, на два берега.
Опьяненный буйной радостью Земли Василии Каменский, под неумолчный говор леса, распевает на приволье волжском свои разбойные безшабашные песни.
Как будто два лица у Василья Каменского.
Одно — нежное, любовно-грустное, обращенное к «листочкам-шелесточкам», «волнинкам», «речушкам-дразненкам», говорливым «журчейкам».
Другое — злобное, обращенное к пришельцам из города.
И два голоса у него.
Один гибкий и ласковый, как шептание веток между собой, нежный и звонкий, как голоса любимых птиц (землянка),
Другой — зычный, острый и резкий, как лезвие кривого татарскою ножа, который он носит за поясом (Стенька Разин).
Старый разбойный клич «Сарынь на кичку!» — ожил в жестоких, суровых строчках Василья Каменского, ушедшого от людей в угрюмые дебри лесов, где так чудесно качаться на широких ветках сосен, видя над собой зеленые глазочки звезд.
И дальше:
Этот грозный, молодецкий свист в четыре пальца, от которого дикий ужас объемлет лесных обитателей; и крик, разбойный, могучий, от которого стынет кровь у прохожаго по лесной дороге — вот что заменило ему слова.
И как непохож этот Каменский — дикий, лесной — на того который нес в своей душе такую нежную грезу об Утреннем Озере.
«Да, есть Утреннее Озеро — это здесь розовые лебеди собирают росинки радостинки и потом, в предрасветный час, превращаются в туманы и плывут по раздольным лугам.
Да, есть Утреннее Озеро это сюда спускаются голубокрылые Ангелы Радостей и собирают слезы Счастья, а потом уносят их к людям»!
Но эта разность, непохожесть только кажущаяся.
Василий Каменский ведь за той упрекает людей, что они растеряли на пыльных панелях улиц эту радостную мечту об Утреннем Озере.
И его голос резок и груб только потому, что люди нехотят слышать его радостного голоса.
Любите, любите, как любит вас Солнце.
И вечная радость Земли.
Эти два голоса — один нежный и радостный, другой грубый и зычный сливаются в один — мощный и выразительный, зовущий нас к вечной радости солнечной Любви.
И эти два лица — одно умиленное и любовное, другое — злобное, полное ненависти — сливаются в один лик русокудрого, небоглазого поэта Земли — Василья Каменского.
Лекции на Ай-Петри
Снова Крым — Ялта.
Горы, бирюзовое море, корабли, тишина.
Февраль.
Розово женственно цветут яблони, миндаль.
Солнечно приливает весна.
Начался большой съезд.
Я с Володей Гольцшмидт сняли одну квартиру в Ялте, другою — в Новом Симеизе, в вилле Дельфин.
В Симеизе удобнее, ярче, интереснее жить и мечтать Поэту.
Мне же и футуристу жизни Володе для организации лекций необходимо иногда жить в Ялте.
В Симеиз ездили на автомобиле — это довольно дорого, зато скоро, красиво и безшабашно: уж все равно были готовы к тому, что много заработаем и еще больше проживем.
Я никогда неумел жить экономно, напротив — привык жить широко, безпечно, свободно, размашно.
Часто так, будто живу последний день, пью предпоследнюю чарку вина.
