В Симеизе бирюзовая тишина, четкость линий гор и белых вилл.
Чудесный мальцевский парк в розах.
Публика чопорная, важная, а всем так побаловаться и хочется.
Володя Гольцшмидт восхищал Поэта рыцарской спортивностью: ныряньем на дно большой глубины, хватая за хвосты блинообразных скатов.
В мае приехал в Алупку Аристарх Лентулов с женой, привез с собой только вышедший в Москве большой роскошный с цветными репродукциями журнал Московские Мастера, — где были стихи Поэта и Его повесть — Зима и Май.
(Издавал С. Вермель — у Левенсона).
Московские Мастера — книга-шедевр.
Один из замечательно ярких дней, проведенных Поэтом у моря, — был день — когда он с Лентуловым верхом уехали на Ай-Петри.
На огромной высоте всадники въехали в густые холодно-влажные облака, а с чистой солнечной вершины была видна внизу кругом над Алупкой сплошная масса плывущих облаков, будто шло гигантское стадо белых баранов.
Картина напоминала хаос мирозданья.
С Лентуловым ездить по горам приятно: всюду лезет в головокружительные места.
В Стране Нарзании
После крымской весны 1916 — многих лекций — выступлений со стихами — Поэт в мае вернулся на Каменку с гостьей — товарищем Лидой из Ялты — светлой, утренней птицей из гнезда Яйлы.
Лида прогостила две недели среди сосен Каменки и улетела домой, к морю.
Поэт работал над новыми стихами: закончил большую поэму в стихах — Моя Карьера, написал несколько статей по истории футуризма, о Давиде Бурлюке, В. Маяковском, А. Крученых, Хлебникове.
В эти дни Ему особенно хотелось горячо видеть своих друзей на Каменке: почитать стихи, поораторствовать об Искусстве, пофилософствовать о жизни Поэтов, помечтать о изданиях Своих книг.
На Каменке были все в сборе: Алеша с Марусей — с Лелькой, Соня, Витя, Саня, Тася, Фая и племянница Поэта Маруся Кибардина.
В средине июня Володя Гольцшмидт затеял в Перми лекцию о футуризме на бульваре, в новом Собраньи, которое сдали нам для открытия Нового зала.
Лекция прошла успешно: наполнила только молодежь.
После лекции Поэт разом решил ехать на Кавказ, в Кисловодск.
Сел на пароход.
Володя Гольцшмидт проводил футуристически: он отъехал от пристани на пароходе вместе с Поэтом, а на средине Камы попрощался с другом и в костюме бросился в воду вплавь — пить кофе домой — и еще успел вытащить в воде из кармана платок и помахать.
Поэту очень понравилось (спасибо Тебе Володя за всё на свете заботливое.)
Публика конечно была в ужасе: плоские головы осудили Молодость, Пермские газеты выругались — зачем нарушать порядок установленных (полицией что ли) проводов.
Ах эта могильная тьма всяких пермских газет — безграмотное общество интеллигентов, союз плюющих на Вольность неудачников.
Чорт с ними.
Какое до них дело Поэту — чьи небесные глаза цветут на Пароходе Современности.
Сердце звенит песней пролетающого.
Крылья хрустально-шелково шелестят.
В Кисловодске Поэт снял большую комнату с террасой у милых хозяев Зажницких.
Скоро приехал в Кисловодск Володя Гольцшмидт и начались гастроли-лекции.
Пятигорск — Кислозодск — Есентуки — Железноводск.
Газета — Кавказский Край — яркого журналиста Петросяна встретила Поэта празднично культурно.
Петросян — армянин, истый демократ вольной широкой души.
Другая газета — Пятигорское Эхо — отнеслась к гастролям тоже внимательно, но сдержанно — по стариковски.
Гастроли всюду одна за другом стали повторяться, обвеянные крупным успехом.
Спрос на книги Василья Каменского достиг великих размеров, но все изданья уже разошлись давно и я — Его издатель — этому радовался, а тут загрустил; книг Его небыло.
Поэта замучили записываньем стихов с Его слов, особенно нравились: Железноводская лань, Полет, на Великий Пролом, Стенька Разин, Персидская, Крым, Кисловодск, Соловей, за вольную Молодость.
Отрывки из поэмы — Моя Карьера — знали и читали очень многие.
