— Расстегни мне платье, пожалуйста.
Как легко ею овладеть…
Она взглянула на него через плечо.
— Прошу тебя. Макс, помоги мне.
Он попятился к письменному столу и упал в кресло.
— Зачем ты меня искушаешь?
— Искушаю? Скоро мы обвенчаемся и будем заниматься… этим, когда захотим. Я не должна была тебя искать, но, Макс… ты мне нужен! Ты пробудил во мне женщину, и я хочу, чтобы ты утолил мою жажду.
Макс отрицательно покачал головой, ухватился за подлокотники кресла — и вдруг обнаружил, что выдвижной ящик его стола открыт. А ведь он всегда запирал все свои ящики тщательнейшим образом…
— Гермиона, ты давно сюда пришла?
Она охнула.
— Как ты можешь быть таким спокойным, когда я вся сгораю от страсти? Я же сказала тебе, что пробралась в замок после того, как ушел Шанкс. Это было примерно час назад.
Интересно, знает ли Гермиона о том, что он привел сюда Керсти? Она могла даже видеть их вдвоем. Но почему же тогда она ни о чем не спрашивает?
Макс выдвинул ящик и увидел, что его содержимое сдвинуто со своих мест. Менее аккуратный человек мог бы этого не заметить. Однако как бы тяжело ни было у него на душе, он всегда держал все свои бумаги в идеальном порядке.
Следующий ящик тоже оказался открытым. И следующий.
Повсюду чувствовались следы вторжения постороннего.
— В чем дело? — спросила Гермиона, повернувшись к нему лицом.
Макс промолчал.
— Я спрашиваю тебя: в чем дело? Макс, у тебя какой-то странный вид… Что случилось?
— Как ты открыла мой письменный стол?
Глаза Гермионы округлились.
— Когда я пришел, ты сидела здесь. Я вижу, что кто-то рылся в ящиках моего письменного стола.
— О, как ты можешь обвинять меня? Зачем мне обыскивать твой письменный стол? Что мне там искать?
Он пристально посмотрел на нее и очень тихо проговорил:
— Прошу тебя, скажи правду. Я допускаю, что твой интерес был вызван простым любопытством, и могу это понять. Но в таком случае мне придется задать следующий вопрос: где ты взяла ключ? Этот стол всегда заперт.
— Я к нему не притрагивалась! — воскликнула Гермиона. — И меня убивает то, что ты считаешь меня способной на такой поступок. Видимо, тебе есть что прятать. Иначе бы ты не обрушил на меня свои чудовищные обвинения. О, я просто вне себя!
Зачем, по-твоему, я стала бы рыться в столе любимого человека?
Макс не собирался объяснять Гермионе, почему запирает свои бумаги.
— Есть только один ключ, и он у меня. Как тебе удалось открыть ящики моего стола?
— О!.. — Грудь Гермионы вздымалась. — Я уважала тебя и надеялась, что это уважение взаимно. Скажи, пожалуйста, что я могла искать у тебя в стопе? И где ключ, которым я его открыла?
Макс нахмурился, однако промолчал.
— Ну, обыщи меня! — Гермиона развела руки в стороны. — Давай, обыщи Если я что-нибудь украла у тебя, то ты это найдешь…
В этом столе не хранилось ничего ценного, но Макс не стал об этом говорить — он боялся показаться смешным.
— Ладно, прекратим этот разговор. Но запомни: я предпочитаю хранить свои личные вещи и бумаги подальше от глаз посторонних.
Не обращая внимания на его слова, Гермиона рванула на себе платье и переступила через упавшие к ее ногам юбки.
— Прекрати! — Макс поднялся с кресла.
Она начала стаскивать с себя нижние юбки. Наконец, оставшись в панталонах, нижней сорочке и корсете, развела руки в стороны.
— Подойди и обыщи меня. Найди то, что я у тебя украла. — Гермиона заплакала. — О, Макс, я сама не своя! — пробормотала она, всхлипывая.
Господи, когда же закончится этот день? Макс внимательно взглянул на стоящую перед ним полураздетую женщину, утверждавшую, что она «сама не своя», — и вдруг расхохотался.
Гермиона тотчас же перестала плакать.
— Не смей надо мной смеяться! Я сейчас позову на помощь. Я позову Шанкса и скажу ему, что ты… что ты пытаешься обесчестить меня.
— Пытаюсь обесчестить? — Макс снова расхохотался. — Ты срываешь с себя одежду, ты ведешь себя самым бесстыдным и, надо заметить, неожиданным образом, а потом утверждаешь, что я хочу тебя обесчестить?
— Жестокий! Как ты можешь так со мной обращаться? Я пришла, чтобы отдаться тебе, а ты меня позоришь.
— Советую тебе одеться и отправиться домой. Я распоряжусь, чтобы подали карету.
— Вот как? Одеться — и домой? О, Макс, мы же скоро поженимся!
Так все считали.
— Думаю, нам надо забыть о том, что здесь произошло, — заявил Макс.
Он прекрасно понимал: Гермиона — очень неглупая женщина и если она действительно залезла в его стол, то, несомненно, замела следы. Так что ему оставалось лишь одно — забыть об этом эпизоде.
Гермиона подхватила с пола нижние юбки. Щеки ее пылали.
— И все-таки — зачем ты ко мне пришла? — спросил Макс.
— Неужели не понятно? Чтобы вскрыть твои ящики и покопаться в твоих бумагах.
Макс вертел в руках серебряную крышку от чернильницы.
— Допустим, это не входило в твои планы. Но объясни. зачем ты сюда явилась? Мы оба понимаем, что ты вела себя довольно странно…
— Сегодня днем, когда я приехала к тебе вместе с графиней и кузеном, ты прогнал нас. Скажу откровенно, твое поведение привело Хораса в замешательство. Он… он сказал, что ты не похож на счастливого жениха, который ждет не дождется свадьбы.
Что ж, этот франт весьма проницателен!
— И поэтому ты тайком проникла в дом моего дяди?
Внезапно по щекам Гермионы покатились слезы, и она разрыдалась. Она рыдала все громче, и Макс, не выдержав, проговорил:
— Леди Гермиона, пожалуйста, успокойтесь. Вы напрасно так расстраиваетесь.
— Но… мне так стыдно!.. Моя дорогая тетушка уже объявила, что я скоро выйду замуж за сына виконта Хансингора, племянника маркиза Стоунхейвена.
— Нет, — усмехнулся Макс, — за Макса Роесмара, за человека, который живет по своим собственным правилам.
— О… — Она взмахнула рукой. — Я все прекрасно понимаю, но все-таки мне ужасно стыдно.
Макс невольно улыбнулся.
— Любой женщине на твоем месте было бы стыдно.
— Но я оказалась в безвыходном положении. — продолжала Гермиона. — Кому я нужна? Ведь у меня нет ни гроша. Графиня предлагает мне приданое, но я его не приму. Последние недели вселили в меня надежду. Твои родители, похоже, не придают значения тому, что у меня ничего нет. Твой милый папа даже хотел купить мне приданое. Разумеется, я отказалась от ею предложения.
— Да, разумеется, — кивнул Макс и снова улыбнулся.
«Если эта дама постоянно рвет на себе платья — пят минут назад она раздевалась слишком уж
